Тиа Атрейдес - Сумрак и Гитара

Нечто похожее творилось с Тигренком. Он обзывал себя умственно отсталым троллем, оглядывая последствия учиненного Шу разгрома и морщась от каждого движения. Спрашивал себя, с каких это пор его потянуло щекотать нос спящему дракону? Это же надо додуматься, провоцировать известную бесподобным характером колдунью! Удивительно, как жив остался.

Одновременно он восхищался этим самым бесподобным характером, и учиненным Шу погромом, и её ослиным упрямством… и снова удивлялся — как у него наглости хватило полюбить тайфун, временами прикидывающийся девушкой? И улыбался довольно, вспоминая её растерянный, виноватый и беззащитный взгляд, когда она брала цветок: это стоило и урагана, и порки.

И снова шипел от боли в изодранной спине.

Хилл не стал надевать рубашку, чтобы потом не пришлось её отдирать вместе с кожей, с сожалением вздохнул — красивая была комната! — и спустился в гостиную. К его удивлению, там обнаружился накрытый стол. Весьма кстати: про обед он как-то забыл.

Не мудрствуя лукаво, Тигренок основательно подкрепился, чем немного привел мыслительный процесс в равновесие. После вкусной еды жизнь показалась гораздо приятнее. Спина отчаянно чесалась и зудела, заживая: его скромной магии хватит, чтобы к утру от рубцов не осталось и следа. Жаль только, помыться теперь негде — кирдык пришел его ванной.

Тигренок поймал себя на мысли, что уже считает кабинет своим, и усмехнулся собственной наглости. Ещё немного подкрепившись — быстрое восстановление здорово улучшает аппетит — Тигренок прилег на кушетку, подумать. Зевнул и тут же отключился.

239 год. Суард, за две недели до Осенних гонок.

Пострадав немного, Её Высочество поняла, что это занятие не для неё. Что она, героиня сентиментального романа, плакать из-за мужчины? Да и вообще, чем плакать, лучше попробовать помириться. Ну, хоть спину ему вылечить, ему же больно! Или вот подарить что-нибудь… вот незадача! Шу не представляёла себе, что может его обрадовать. Попробовала рассуждать логически — что любят мужчины? Кею всегда можно что-нибудь из оружия подарить, или новую книгу по экономике или политике, или по истории… ещё брат духи хорошие уважает, желательно изготовления Баль и Руты. Нет, это не пойдет, слишком уж интимный предмет. Оружие Тигренку? Рановато, сначала ошейник бы с него снять… книги? Демон его знает, что ему интересно. Ладно, а что вообще ему может быть интересно? Хотя… он же музыкант! Шу вспомнила его руки, длинные пальцы с твердыми подушечками… явно играет на чем-то струнном, слишком уж специфические мозоли. Лютня? Мандолина? Гитара? На месте разберемся.

Шу быстренько переоделась в традиционный для вылазок в город инкогнито мужской костюм, сунула в карман кошель потолще, накинула на себя пелену невидимости — вдруг да получится проскользнуть мимо Тигренка незамеченной? И отправилась на поиски чего-нибудь этакого, струнного и необыкновенного, под стать ему.

Проходя через кабинет, принцесса с сожалением покачала головой — надо же, будто орочья орда прошлась. Остановилась на минутку, сосредоточилась и навела порядок, возвращая всё по своим местам. Не получилось только с разбитыми стеклами, видимо, осколки снаружи уже убрали. Осторожно спустилась вниз, стараясь не всколыхнуть воздух, и высматривая Тигренка. Он лежал на кушетке животом вниз, свесив одну руку и слегка улыбаясь во сне. Шу тихонько подошла к нему и провела рукой над его спиной, исцеляя и убирая боль. Он только чуть пошевелился, устраиваясь поудобнее, но не проснулся. Принцесса быстренько смоталась, надеясь вернуться до того, как Тигренок пробудится.

Уже наступал вечер, и все лавки закрывались. Но разве это имело хоть какое-то значение? Шу знала, куда идти за лучшими в Суарде музыкальными инструментами, закрыто там или открыто, она готова была хоть из постели среди ночи вытащить мастера, чтобы только принести Тигренку самую лучшую гитару. Почему-то Шу показалось, что гитара подойдет ему больше всего.

Принцесса бегом понеслась через лес, пробежала через речку, не утруждаясь даже перекидыванием жердочки — зачем, она же одна — и уже спокойно вышла из городского парка на улицу Трубадуров. Как всегда, лужайку запрудила изрядная толпа народу. Шу, не желая пока ни с кем общаться, даже не остановилась послушать знакомого поэта, увлеченно читающего свою новую поэму, а может, оду — попробуй, разбери на ходу, — рассеянно улыбнулась и отрицательно помотала головой на приглашение каких-то молодых людей присоединиться к их компании, и прямиком направилась к площади Единорога.