Вадим Храппа - Ульмигания

Еще и сейчас, если встать у замковой горы и прислушаться, то можно услышать жалобное мычание Молочной ведьмы.

В Тильзите жил когда-то очень хороший гончар. Изделия его были так искусны, что приезжали за ними даже из Кёнигсберга. Он был гордостью гончарного цеха Тильзита. Но вот беда. Как это часто случается с хорошими людьми, попалась ему сварливейшая из жен. Ей всегда казалось, что покупатели только и думают, как обмануть ее при расчетах, муж старается утаить заработки, а слуги мечтают обокрасть. Целыми днями она занималась тем, что раскрывала козни окружающих. С каким же упоением она вцепилась однажды в волосы служанке, когда обнаружила пропажу баночки с синей краской! Бедняга осталась бы лысой, не подоспей вовремя хозяин.

Может быть, в другом доме на этом все бы и закончилось. Баночка краски не такая уж великая ценность, чтобы из-за нее призывать на голову ближнего все небесные кары. Но жене горшечника казалось, что этого так оставлять нельзя. Она решила, что здесь тот самый случай, когда надо всем доказать свою правоту, и отправилась на поиски Смотрителя Замка. Была некогда в городе Тильзите такая загадочная личность — старик с длинными белыми волосами — не то привидение, не то дух — хранитель замковых сокровищ и покровитель горожан. Все знали о его могуществе и справедливости и часто обращались за помощью и поддержкой.

В тот вечер она его не встретила. Но упрямая женщина пошла к замковой горе и в следующую ночь. И ей повезло. Разглядев в темноте высокую беловолосую фигуру Смотрителя, жена гончара бросилась ему в ноги и стала молить о немедленном наказании воровки. Смотритель подумал, вглядываясь в посетительницу, и сказал:

— Я смогу исполнить твою просьбу, но потом никто не исправит то, что я сделаю.

— Ничего не надо исправлять! — причитала жена горшечника. — Пусть воровку, взявшую банку с краской, так скрутит, чтобы она потом всю жизнь вспоминала свой поступок.

— Быть по-твоему, — сказал Замковый Смотритель и растворился в темноте.

Очень довольная, жена горшечника, переступив порог своего дома, начала громко звать мужа и служанку. Она хотела, чтобы наказание прошло при свидетелях. Так и случилось. Едва служанка и муж прибежали на крики, как что-то будто ударило женщину изнутри, и она вспомнила, что сама спрятала банку с краской на платяном шкафу. Но было поздно. Ее голова все ниже пригибалась и выворачивалась набок, ноги заплелись одна за другую, руки немыслимым образом завернулись за спину, и вся она стала похожа на сломанный штопор.

Это было весной 1709 года.

Пастор рыбацкой деревушки Саркау, что на Куршской косе, ночью лежал без сна и слушал, как гремят льдины на заливе.

«Ну, вот и весна, — думал он. — Скоро рыбаки выйдут на промысел. Появится заработок, поселок оживет после зимней спячки, и во дворах засмеются дети».

Ураганный ветер выл в печной трубе и рвался в окна, но на душе у пастора было радостно. Все-таки весна идет.

Ему показалось, что хлопнула входная дверь. Пастор удивился, потому что помнил, как закрывал ее. Он встал и направился посмотреть, что происходит в сенях. Как вдруг распахнулась и дверь спальни. Чьи-то руки подхватили его и бросили на кровать. Мужской голос потребовал, чтобы он немедленно оделся и пошел в кирху. Пастор даже не испугался, потому что не понял, что происходит.

«Как же я оденусь в темноте?» — спросил он.

Ему разрешили зажечь лампу. И когда он увидел тех, кто пришел, ему стало не по себе. В комнате стояли двое мужчин, одетых во все черное. Лица их были скрыты темными платками так, что видны были только глаза.

«Что вам от меня нужно?» — спросил пастор, дрожащими руками натягивая сутану.

«Не бойтесь, — сказали ему. — Мы не грабители. Мы свидетели новобрачных. Нам нужно, чтобы вы обвенчали пару, которая уже ждет у кирхи. Там же и гости. У нас все готово, так что дело за вами».

Пастор только пожал плечами. Возражать в его положении было бессмысленно.

Подходя к кирхе, он увидел людей в черных одеждах. За ними в заливе покачивался корабль с черными парусами. И тут пастор по-настоящему испугался и бросился бежать. И убежал бы, но в темноте не разбирал дороги и уперся в кладбищенскую ограду, где его и настигли мужчины в масках. Они волоком оттащили пастора в кирху и освободили только на алтаре. К этому времени в кирхе уже горели свечи. Кто-то заиграл на органе неизвестную пастору тягучую мелодию. От этих звуков у него мороз прошел по коже.