– А история Джоанны о чем? – спросила я осторожно, почти услышав ответ заранее.
– Ты же все поняла, умница. Джоанна – моя история. Я штопальщица с золотыми крылышками. Властная вершительница судеб, спасающая других, жертвующая собой. Мое новое воплощение.
– Но зачем ты перепутала стаканы?
– Следствие зверской усталости, наверное. Но таинственную пробочку открутила сознательно, а ведь предупреждали, что это к хорошему не приведет. – Прожужжала Таечка снисходительно. – Можешь считать, что меня перевели на более ответственную работу, потому что в последний момент Джоанна была готова действовать, вот что имеет значение. Но виски и яд одного цвета – это круто, ты согласна?
Мы обе рассмеялись, не знаю, как часто это случается с Таечкой. Со мной, после полета в мерцающие огни – впервые.
Таечкин смех оборвался первым. Она вдруг заговорила, как на торжественном собрании совета попечителей какого-нибудь благотворительного фонда:
– Я снова ухожу. Не навсегда, чем бы это ни закончилось, но ситуация форсмажорная. Морталы напряглись, расстарались – и прогрызли дыру, несовместимую с жизнью. Разрыв должен быть устранен, я ответственна за результат. Меня назначили.
– И если тебе удастся…
– … да, я перестану существовать. Зато восстановятся нарушенные связи между причинами и следствиями. Предустановленная гармония вечного спокойствия не терпит. Она возрождается в огне и дыму новых потрясений.
– Я дождусь тебя, Таечка.
– По тебе решение уже принято, ты нам сама помогла. Ты готова. Счастливого возвращения. Устанешь – мы о тебе вспомним, ты станешь Фельдмаршалом Штопальщиц!
– Как Кутузов?
– Даже неудачные шутки – признак выздоровления. – Хмыкнула Таечка. – И помни, коллега: если на небе нет солнца, это не значит, что его нет вообще [2] Би Дорси Орли.
. А с Бруклинского моста прыгают только отпетые неудачники.
Таечка завибрировала, исчезая, кисельное пространство пузыря стало сужаться, выталкивая меня наружу, стремительное течение подхватило и понесло куда-то.
Но я в сознании, и все хотела спросить, почему со мной столько времени (а сколько, в самом-то деле?) возились, почему выбрали именно меня, почему мне так повезло?
Но Таечки уже не было рядом.
Когда я открыла глаза – рядом сидела Софи, моя возлюбленная дочь, и смотрела на меня, не отрываясь.
– I’m fine, Sophie, – сказала Арина. Но Софи почему-то заплакала.
– Мама, называй меня Соней, пожалуйста. Я очень соскучилась. – Всхлипы резко перешли в рыдания, которые невозможно остановить. – Ты целых пять дней не приходила в себя, мы все измучились.
Арина подняла глаза, обвела взглядом комнату, за окном – манхэттенские высотки, она поняла, где находится. Госпиталь Lenox Hill . За занавесками, но добротная палата, отдельная. Тэд, Стивен и Сесили – чуть поодаль, наверное, им запретили приближаться. Лица у них воодушевленные (одушевленные, как сказала бы Таечка). Капельницы, экраны с диаграммами вокруг. Диаграммы Арине понравились. И так много цветов!
– Зачем столько цветов, здесь же не похороны. – Сказала Арина громко.
Как по команде все засмеялись, зашевелились; они тараторили почему-то одновременно, но в шуме голосов Арина явственно различила Таечкино дыхание:
– Удалось.
Звук прошелестел и уплыл куда-то к потолку, еле слышно реверберируя, рассыпаясь беспечным конфетти мельчайших невидимых волн.
Тэд именно в этот момент пытался ее поцеловать, ему мешала тонкая пластмассовая трубка от капельницы; он напоминал огромного преданного сенбернара, радующегося, что снова обрел хозяина, восторженно тыкался губами куда-то в скулу, бормоча не переставая: – Какое счастье, что ты жива, как мне повезло! – Отстраниться она не могла, и заплакать тоже.
Арина улыбнулась вслед угасающему Таечкиному вздоху.
Пока бабочка может летать,
совершенно неважно,
насколько изношены ее крылья.
А если бабочка не может летать,
бабочки больше нет [3] Виктор Пелевин, «Empire V».
.
Стихи Василия Якупова.
Би Дорси Орли.
Виктор Пелевин, «Empire V».
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу