Потом Астольфо широким размашистым жестом удалил тень.
Искусство метания теней — любимая тема бесед тех, кто профессионально занимается торговлей, похищением этого имущества, а также воинов, придворных, завсегдатаев таверн, священников и бумагомарателей. Я читал множество отчетов, приведенных на множестве пыльных страниц, но никогда не наблюдал ничего подобного ранее. Даже став свидетелем происходившего, я не совсем понимал, что именно узрел. На моих глазах кругленький лысеющий коротышка — мастер теней изогнулся под определенным углом, вытянул правую руку, описал ею широкий полукруг, расслабил ладонь и чуть согнул пальцы. Я был уверен, что, если попытаюсь проделать такой же маневр, моя рука прорвет тончайшую ткань тени и окажется пустой.
Но Астольфо отвел тень, открыв слугу Пекуньо, правда, теперь разительно изменившегося. Прежде всего он оказался не мужчиной. Светлые волосы были коротко острижены, одежда представляла собой беспорядочные, словно изъеденные кислотой лохмотья. Высокие сапоги остались нетронутыми, но бедра, до которых они доходили, были округлыми и гладкими, ничуть не похожими на мужские. Гибкая фигурка с маленькой грудью, вне всякого сомнения, принадлежала женщине, а привлекательное личико, с которого стерся грим, могло считаться даже пикантным.
Она пыталась заговорить, но не смогла. В глазах стояли страх и смятение.
— Ах, Пекуньо, если бы ты признался, что взял эту женщину к себе в дом, скольких неприятностей мог бы избежать! — заметил Астольфо.
Старик сокрушенно покачал головой:
— Я посчитал возможным оставить ее у себя. И для себя. Я уже далеко не тот, каким был когда-то.
— Твои тщеславие и продажность дорого тебе обошлись, угрожая не только кошельку, но и здоровью. Разве ты не знаешь, что женщина принадлежит к знаменитой парочке похитителей теней? Это пресловутая Флерайе.
Пекуньо от неожиданности разинул рот и потрясенно уставился на женщину.
— К-конечно, не знаю, — заикаясь, пролепетал он.
— Она и ее сообщник, неотразимый капер Белармо, были партнерами во множестве весьма хитрых эскапад. Несколько лет подряд они успешно втирались в доверие, обманывали, воровали и грабили, получая неплохие доходы. Большая часть успехов достигнута за счет того, что Флерайе очень хороша собой. Разве не так, Фолко?
— Э-э-э… да. Это правда, — пролепетал я, сумев наконец оторвать взгляд от несомненных достоинств блондинки и огромных, серых, медленно влажнеющих глаз.
— Не обращай внимания на ее слезы, — посоветовал Астольфо. — По желанию она может лить их, как из канистры.
Глаза, будто по волшебству, высохли и полыхнули алой яростью.
— Несколько лет назад наши дорожки пересекались, и Флерайе спасла своего Белармо от участи, которую я готовил ему. Позднее я, возможно, раскрою свой план во всех подробностях. Но, как я понимаю, они поссорились. Более того, я уверен, что купленная вами тень принадлежит именно ее возлюбленному.
— То есть она не имеет никакого отношения к Морбруццо? — уточнил Пекуньо.
— Этот неистовый пират наверняка уже успел бы вернуть свою тень, где бы ее ни прятали и какую бы цену ни запросили. Нет, это тень Белармо.
Астольфо продолжал удерживать тень у плеча.
— И ты видишь, в каком она ужасном состоянии? Флерайе немало поработала, чтобы напитать ее ядом. Смена красок, которую мы видим, тошнотворные оттенки и тона — явные тому доказательства.
— Яд…
Едва слышный шепот Пекуньо казался эхом самого себя.
— Разве она не подстрекала тебя завернуться в тень? Не расписывала, каким бравым ты будешь выглядеть, когда она придет в твою спальню? Но гнев и ревность, бушующие в глубинах этой тени, высосали твою мужскую силу и еще больше тебя состарили. Разве не так?
— Чистая правда, чистая правда, — причитал Пекуньо. — И если ты достанешь из глубин тени саблю, которую она туда уронила, и дашь мне…
— Нет-нет, — отказался Астольфо. — Ничего подобного. Я спас твою жизнь, и теперь ты у меня в долгу. Ровно на три тысячи золотых иглов. Остальные три тысячи я получу от Белармо, когда мы спасем его из той гнусной дыры, где его пытают.
— Он еще жив?
— Будь он мертв, то есть если бы любовница избавилась от него, его тень выглядела бы бледной и жалкой, почти безжизненной. Но сейчас она находится в полной гармонии со своим хозяином, отражая его состояние. Полагаю, всему положила начало ссора любовников, причиной которой стала ревность.
— Грязная кабацкая девка! — выплюнула Флерайе. — Потаскуха с титьками, как причальные тумбы! Зад — как бочонок для мусора!
Читать дальше