Вольфганг Хольбайн - Месть нибелунгов

Обе змеи склонились над Зигфридом и своими раздвоенными языками ударили по земле слева и справа от него. Когда они приблизились, принц смог рассмотреть клыки, напоминавшие заточенные деревянные столбы, из которых в Дании строили дома. Дыхание змей было холодным и благоуханным. Они пристально смотрели на него. Они… принюхивались.

Зигфрид подумал, что мог бы забраться в их ноздри и ощутить то же самое, что и его отец, когда он боролся с драконом Фафниром. Вероятно, очередное испытание состояло в том, чтобы Зигфрид убил этих змей и стал достойным преемником своего отца. Убить змей Утгарда! Даже боги вынуждены будут уважать его!

Зигфрид обеими руками схватился за Нотунг и стал раздумывать над стратегией боя. Прежде всего следует избегать ударов раздвоенных языков. Кроме того, если ему удастся ранить змей в языки, они не затащат его к себе в глотку. Или же правильным местом для атаки были их тела, длинные и нежные? Ему достаточно было взрезать кожу гигантов, чтобы без особых усилий проникнуть внутрь этих существ и поразить их, ибо вряд ли они смогли бы в этом случае дать ему отпор.

Зигфрид настолько погрузился в свои мысли, что только через некоторое время заметил, что Моин и Гоин, нависшие над ним, не предпринимают никаких действий. Принц гордо выпрямился и принялся размахивать своим острым мечом.

— Я Зигфрид, сын Зигфрида, убийцы дракона!

Моин и Гоин зашипели, но, очевидно, сделали это по привычке, а не из злобы. Боевой крик, с которым принц собирался броситься на чудовищ, не успел вырваться из его горла, потому что он вдруг вспомнил слова Брюнгильды: «Умный воин осмотрительно выбирает свои битвы» .

Сердце Зигфрида бешено забилось в груди, кровь вскипела, а меч в руке стал требовать своего права. Нотунгу не терпелось вступить в борьбу с чудовищами, он стремился впиться в их холодные тела, он желал славной победы. Но принц заставил себя успокоиться и постараться мыслить разумно.

Осмотрительно выбирать свои битвы… Что же это значит? Каков его выбор? Он был воином с волшебным мечом, а перед ним находились два адских создания. Уж не его ли это долг… Постепенно Зигфрид начал понимать, что ни Гоин, ни Моин не собирались на него нападать. Да, змеи были огромны и ужасны на вид, но зачем ему было ввязываться в битву? Конечно, оба чудовища нападут на него, если он попытается задействовать против них Нотунг. Ведь они развернулись из своего клубка только после того, как он уколол их острием меча.

Медленно, очень медленно Зигфрид опустил меч и, набрав побольше воздуха в легкие, воскликнул:

— Моя битва предназначена не вам!

Гоин и Моин не отреагировали на это заявление точно так же, как не отреагировали на его имя.

Кровь в жилах Зигфрида успокоилась, биение сердца стало тише.

— Если вы не жаждете крови, мой меч не будет направлен против вас! — Он осторожно спрятал Нотунг в ножны на спине и поднял руки, пытаясь жестом успокоить змей.

Прошло еще десять-двадцать секунд, прежде чем Гоин и Моин опять выпрямились, а затем свернулись, вновь образовав холм. От силы их движений Зигфрида подбросило над землей и он упал. Над Утгардом разнесся грохот, и змеи ритмичными движениями закопались обратно в землю, из которой их заставили выйти несколько минут назад.

Зигфрид еще немного полежал на земле. Всякий раз, когда он думал, что теперь ничто не может его напугать, Утгард находил новый способ, чтобы повергнуть своего гостя в ужас. Разум подсказывал принцу, что меч Нотунг не способен был бы победить Моина и Гоина, но тщеславие воина чуть было не заставило его вступить в битву с этими чудовищами.

«Умный воин осмотрительно выбирает свои битвы…» .

— Спасибо, Брюнгильда, — прошептал он. — Это был хороший совет.

У Зигфрида появилось ощущение, что он постепенно начинает понимать сущность Утгарда. Это было не просто место, где обитали демоны и монстры, жаждавшие покорения человеческой плоти. Утгард был местом искушения. Он взывал к демону в сердце человека, и укрощение этого демона было не менее сложным, чем борьба с чудовищами. А вот искусство владения мечом не имело значения. Утгард обращался к слабостям воина, переворачивая его душу, словно человеческая душа была камнем, под которым прятались жирные мокрицы. Щит самоуверенности и высокомерия, поднятый каждым, кто привык побеждать, не мог защитить от злых мыслей, пробужденных в человеке Утгардом. С тем же успехом Зигфрид мог бы идти по Утгарду голым и безоружным.