Павел Кошовец - Просо судьбы

— Да к дракону всё! — возопил Ностромо — не хватало ещё загнуться в этой дыре!

Слыша, что тело человека вот-вот его настигнет, он ринулся вниз. Перепрыгнул вжикнувший повторно ятаган, колено впечатал в проступившуюиз темноты харю, и стоило уруку начать заваливаться навзничь, как секира ювелирно вошла в средину лба. Пинок помог вырвать лезвие из кости. И вот тут-то, прямо в копчик влетело нечто тяжёлое и объёмное, толкнувшее чуть ли не щучкой вперёд. Туда, где маячила ещё одна тёмная поднимающаяся фигура, бороться с которой в полёте было сложно — правая рука, выпустившая рукоять и даже ремешок, чтобы не зацепилась секира, была выставлена вперёд, в отчаянной надежде смягчить падение — как ни как, не перина, а довольно неприятные для уставшего, избитого тела, ступени из дерева и весьма твёрдая каменная стена. Зато левая, так и не успевшая выдернуть из-за пояса кинжал, легко преобразилась во внушительный кулак, таки успевший влететь в раззявленную пасть ошеломлённого «тёмного». А затем голова гнома влетела в корпус урука и напоследок — затылком (колпак и шлем он потерял ещё раньше) впечатался-таки в стену. Темнота.

Лидия ощущала опустошение. И холод. Всё внутри будто физически замёрзло. И этот благотворный лёд поглотил и отчаяние, и безрассудство, и все чувства, отличающие человека от животного.

Незадавшийся поход на выручку к подругам, ужас, резко нахлынувший на них, и заставивший без оглядки мчаться прочь, и сумасшедшая надежда на то, что всё обойдётся, заставляли её стоять и смотреть. Вокруг суетились вооружённые люди, раздавались команды, исполняемые без суеты, но в воздухе витало то нехорошее чувство тревоги на грани паники, которое непременно стоило рассеять. Но у неё пока не был сил на это — на верные слова, произнесённые убедительно, уверенно и вдохновенно. Для начала, неплохо бы веру в себя отыскать в самой себе!

Фиори сунул в руки какую-то флягу, и Лидия автоматически сделала глоток. И поперхнулась от крепкой гномьей настойки, в глаза плеснули слёзы, она отвернулась и заморгала, пытаясь смахнуть с лица влагу. Вспыхнувшая злость на маркиза, подсунувшего эту отраву, как-то быстро улетучилась, стоило почувствовать, как огонь, сорвавшийся по пищеводу, потихоньку начинает отогревать и оживлять нутро. Да и кровь, бросившаяся в голову, слегка растопила лёд, в который превратился её разум.

— Фиори, — обратилась она негромко и укоризненно к стоявшему рядом мужчине, — ты хочешь, чтобы я, лицо королевской крови, захмелела накануне возможной битвы?

РоПеруши глянул на неё печально, потом, отрицательно качнув головой, серьёзно ответил:

— Не думаю, что даже настойка тебя сейчас возьмёт. Но вот чуть красок добавит в лицо, — склонился и сердито прошептал: — Стоишь, будто окаменела. Вон, все твои близкие и подданные больше беспокоятся о тебе, а не о возможной драке. Думаю, их больше устроит пьяненькая, но живая и розовая принцесса, нежели неподвижный, бледный истукан, — он выпрямился, с удовлетворением наблюдая за метаморфозами, происходящими с её лицом: вина, сожаление, безысходность, злость, негодование, понимание. — А вообще, — отворачиваясь, продолжил мечтательно, — я был бы совсем не против — если мы, конечно, переживём этот день — хорошенько надраться после, — задумчиво встряхнул флягой возле уха. — Эх, — вздохнул, и нехотя вернул её обратно на пояс, снял другую. — Водички не хочешь? — Лидия отрицательно покачала головой, внимательно следя за пьющим товарищем и пытаясь по цвету или запаху определить, точно ли там вода.

Несколько шутовское поведение Фиори вызвало у Лидии улыбку. Ну и что, что положение сложное и опасное. Смерти всё равно, с каким настроением ты к ней приходишь, поэтому не стоит ли радоваться жизни и — даже — мечтать до конца?

Два десятка ремесленников, закованных в тяжёлые доспехи, со щитами, пиками и мечами — но кто, во что горазд, гремя и топая вразнобой, что сразу отличало их от той же стражи, побежали к мосту на усиление стоящего там поста. Лучники и арбалетчики облепили ближайшие дома и верхушку баррикады, перегораживающей основную артерию, ведущую вглубь района. Стоящая тут же, наверху, Лидия обернулась на шум сзади. Сержант гвардеец Борун распекал каких-то ополченцев, красноречиво указал прочь рукой — отправил восвояси какого-то подростка, напялившего пуд железа и возомнившего себя воином. От стоящей в стороне толпы вооружённых людей наперерез незадачливому герою торопливо отделился кряжистый мужик и, нагнав поникшего пацана, отвесил ещё и внушительную оплеуху.