Людмила Безусова: Как лист осенний...

— Я не просила! — выкрикнула Милка и сникла, закрыв лицо руками. — Это какой-то кошмар. Я думала, что вернусь домой, и все придет в норму. Эти мыши-перекидыши, Дарья, безжизненный город, сны наяву… Неужели это навсегда?

"Ты ещё не знаешь про мой чокнутый компьютер, — набирая воду в чайник, думала я. — Так оно тебе и не надо. Хватит того, что есть. Ладно, общайтесь".

Я потихоньку вышла из кухни, понимая, что я там явно лишняя и прошла в комнату сына.

* * * * *

В глубоком раздумье Милка выкладывала на столе пестрый узор из камешков. Вот, значит, какое дело — изменилась она сама, а мир вокруг остался прежним. Душа отправилась в свободный полет, а ты, словно осиротевшая оболочка ходишь, дышишь, вроде бы живешь, а на самом деле… Но ведь невозможно почувствовать метаморфозу, если нет никаких внешних признаков, впрочем, все, что говорится, лишь слова. А как тогда объяснить то, что происходит с ней?

Где-то… листают старые газеты,

И в ожидании рассвета не гасят в комнатах огня.

Где-то… и тишина, и счастье где-то,

И в целом мире места нету ни для тебя, ни для меня…

Снится… все то, чему уже не сбыться,

И ветер пишет на странице не то стихи, не то рассказ.

Где-то… слова остались без ответа,

И два далеких силуэта, напоминающие нас.

Ветер. Ветер. По всей земле гуляет ветер…

Незатейливый темпоритм шансона не отвлекал от роящихся на задворках сознания мрачных мыслей, звуча с ними в унисон. И неприглядная истина вырисовывалась куда рельефней, чем хотелось бы.

Милка критически осмотрела свои бессознательно выложенные загогулины. Чего-то явно не хватает, узор не закончен, мертв… Не стесняясь сидящего напротив Делеора, полезла за пазуху, вытащила висящий на витом шнурке кривоватый мешочек-саше. Зубами развязав наглухо затянутый узел, вытряхнула на ладонь застывшую багряную капельку размером с вишню, пару минут смотрела на нее задумчиво и, точно решив трудную задачу, уверенно положила её в центр созданного узора. Устало прикрыла глаза…

Воронка смерча разжала давящие объятия, уронив в высокую траву, словно воды синего моря сомкнувшегося над головой. Милка чихнула и, оттолкнувшись от земли, встала на ноги. Ультрамариновое травянистое море было по плечи и тянулось во все стороны до самого горизонта. Ветер взвихрил ей волосы, пологими волнами пронесся по поверхности травы и, развернувшись, с нарастающей силой принялся подталкивать девушку в спину, пока та не сделала шаг вперед, раздвигая податливые заросли. Земля мягко пружинила под ногами, идти было легко. Но зачем? И куда? Ветер знал ответ, потому что толкал девушку вперед, не давая ни минуты передышки, порой заставляя убыстрять ход до бега. Он торопился. Он, а не Милка, но остановиться не получалось. А потом запыхавшаяся девушка увидела вдали причудливый силуэт, упирающийся в фиолетовое небо. Милка вдруг ощутила, что именно там она найдет ответы на все мучавшие её вопросы, и стрелой помчалась к зиккурату, не обращая внимания на усталость, но чем быстрее бежала, тем дальше казалась башня. А попутный ветер опять сменил направление, не пускал её вперед, тугой пружинящей стеной становясь на пути, сбивая дыхание…

— Ветер, — жадно глотая воздух, пересохшим горлом выдавила она. Делеор, набрав воды, молча протянул ей кружку. Милка сделала несколько глотков: — Почему? Скажи, почему? — яростно прошептала она.

А Делеор видел перед собой Яринну, такой, какой он запомнил её в тот последний день. Изящные ноздри тонкого носа трепетали от гнева, голос вошедшей в раж Яринны дрожал от ярости, смертоносные когти на кончиках крыльев сочились ядом. Казалось, будь её воля, разодрала бы Делеора на месте, несмотря на его явное превосходство в Силе. Но приговор Совета был однозначен — изгнание, а не смерть.

Решения Совета не оспаривались, и, значит, он будет навечно выдворен из блистательного Тир-А`Ннаха. Бесполезно оправдываться тем, что в самом начале боя Авенир метнул ему в лицо льдистый шарик, разлетевшийся горсткой ядовитого праха, как затряслась земля под ногами, и разум его покинул свое виталище. Делеор выпал из реальности, очнувшись же, увидел разодранные одежды Авенира, кровь на камнях и тела врагов, которых было слишком много даже для Высшего…

Кто сказал, что боль потери, растянутая на века, сгорает дотла? Нет, она облекается твоей плотью и кровью, напоенной горечью утраты, отвергнутой любовью и палящей ненавистью. И начинается бесконечный путь из мира в мир в поисках ярких впечатлений, сливающихся в пеструю череду лиц, событий, эмоций. Ты, наконец, начинаешь понимать, что боль не бессрочна, ощущая её лишь колким морозным сгустком, но она тебя уже не беспокоит. Ты научился забывать о ней, отключать воспоминания усилием воли, получая удовольствие от свободы своего существования в неистощимом на выдумки потоке времени, когда на твоем пути вдруг появляется такая вот Милка, и ты, неизвестно почему, понимаешь, что просто не имеешь права проскочить мимо.