Наложник придвинулся ближе, обхватив руками плечи, словно только сейчас почувствовал пронизывающий ветер.
– Говорят, вы подняли Ордвинн на бунт, а в действительности просто-напросто служили нашему Трону.
Бару рассмеялась навстречу ветру, тронутая искусственной наивностью паренька.
– Да, это был прекрасный ход! Собрать всех недовольных под знаменем мятежного бюрократа, а затем…
Юноша смотрел на нее большими глазами. Он явно изображал некое предвкушение, притворяясь, будто это вовсе не очередное испытание. Незримая рука влагала персты в ее раны.
– А затем одним тщательно выверенным ударом погасить пожар, – продолжала она. – Сообщить всем: вы с самого начала подчинялись нам. Бару Рыбачка – наша. Ваше восстание – наше. И второе будет нашим, и третье, и четвертое, даже если вы почуете, что победа реальна, и прольете кровь, якобы ценную для нас. Трон управляет миром.
– Прекрасный ход, – согласился юноша, серьезно посмотрев на Бару. – Но, госпожа, у палки – два конца. Должно быть, вы страдаете от того, что предали их. Вы возглавляли мятежников, но знали, чем обернется их бунт…
Крепко сжав его горло, она ударила мальчишку о парапет. Он оказался выше, но тоньше, а она была Бару Рыбачкой, дочерью кузнеца, охотницы и щитоносца, не расстававшейся с оружием и доспехом.
– Что ты хочешь сказать, ничтожный соглядатай? – прошипела она. – Что я вправду полюбила своих товарищей – седобородого Зате Олаке и Тайн Ху? Что я плакала, продавшись с потрохами? Что до сих пор рыдаю и ищу утешения в никчемной древней философии?
Наложник вцепился в ее запястья. Она подалась вперед, чтобы говорить тише.
– Ты хочешь сказать, что в моем сердце – измена?
– Нет, госпожа, – прохрипел он, уронив руки в показной беспомощности, хотя, несомненно, был обучен драться. – Нет. Вы хранили верность Трону без малейших колебаний. Все они для вас – ничто. Умоляю вас, простите меня.
Она отпустила его.
– Я безгрешна, – отчеканила она. – Я – орудие Трона и не чувствую за собой никакой вины.
Юноша поднял точеный подбородок, обнажая горло.
– Госпожа, я допустил оплошность.
Бару вновь взяла его за горло рукой, затянутой в перчатку.
Его огромные глаза были карими с золотой искоркой, и ей вспомнилась Тайн Ху. От страха дышал он мелко и часто. Облизнув губы, он смежил веки.
Глядя на его раздвинутые губы, ощущая запах аниса, который он глотал для освежения дыхания, Бару почуяла подвох.
Значит, это и есть очередное испытание?
Она ни разу не брала юношу с собой в постель.
«Хитро, – подумала она. – Предложить себя в качестве проверки. Я ведь должна поцеловать тебя, да? Ты и твои хозяева думаете, что отыскали крючок для Бару Рыбачки. Но я могу моментально сломать его. Всего лишь взглянув в глаза Тайн Ху и воспользовавшись тобой».
Оставив мальчишку лежать распростертым на парапете, Бару отвернулась к устью реки.
Он оказался справа – и пропал.
Она знала, что он находится рядом, но рана в черепе Бару поглотила его.
На горизонте, за кружащими в небе буревестниками, появился алый парус. Смута в сердце. Пожар среди руин.
– Мальчик! – окликнула она в надежде, что он не сбежал. – Ступай за моей свитой. Я встречу их на берегу.
* * *
Пока корабль под парусами вставал на якорь, Бару наблюдала спор моря со скалами. Порой ее камергер брал свою госпожу за плечо и разворачивал ее лицом к «Неучтенному замку», напоминая о существовании резиденции.
«Увечная, я не пройду испытание, – думала она. – И все будет напрасно».
Внезапно в ее голове возникла крамольная мысль.
«А если пройду, значит, не напрасно? Ради Тараноке и Фалькреста, но сперва Тараноке».
Корабль под алыми парусами спустил шлюпку. Знаком велев подать ей подзорную трубу, Бару разглядела пассажиров. Гребцы. Морские пехотинцы. Человек, с головы до ног закутанный в черную шерсть, связанный по рукам и ногам. И Вестник под ослепительным знаменем рыжей шевелюры.
Вероятно, корабль прибыл из Ордвинна. Она мельком (ха!) предположила, что на борту может оказаться Амината.
Шлюпка приблизилась к берегу. Вестник с теплой улыбкой спрыгнул в воду, прошлепал по валунам и приветственно вскинул правую руку.
– Бару Корморан! – воскликнул он, перекрывая протестующие вопли чаек. – Ваши испытания близятся к концу. Мятежа уже нет и в помине! Страстная любовь госпожи Хейнгиль Ри к Белу Латеману подарила нам символ примирения. Госпожа Хейнгиль – или, лучше сказать, Оленья Княгиня – назначена губернатором, а Зате Ява отозвана в Фалькрест, и в Ордвинне наступил мир. Флаг Имперской Республики реет над ним невозбранно.
Читать дальше