Ольга Кузнецова - Просто солги

— У вас руки холодные, — шепчу. Старик не реагирует. Он хочет что-то сказать: я чувствую, как он издает непонятные булькающие звуки и снова закрывает рот. Он думает, что я очень упрямая. Ищет слова.

— Вы знаете, Кесси, — я вздрагиваю, когда он называет мое имя. Почему-то все все обо мне знают, каждый может посмотреть на меня со стороны и сделать выводы. Каждый — свои. — Сколько вам лет? Двадцать? Двадцать пять? В таком возрасте, Кесси, все еще можно поменять. Еще можно забыть свое прошлое и начать все с чистого листа. Как будто ничего и не было. Просто поймите, потом будет уже поздно. Вы можете остаться здесь, в Чикаго, смените имя, перекрасите волосы. Вы можете начать новую жизнь. Все зависит только от вашего желания, Кесси.

В моей голове проносится мысль, что я, возможно, не в себе, а этот человек — вероятно — моя совесть. И в этот момент он говорит мне то, о чем я так боялась даже подумать все эти годы. Мне всегда казалось, что иметь вот такое прошлое, как у меня, равносильно тому, чтобы провести все это время за решеткой. И когда ты оказываешься на свободе, то первоначально кажется, что невозможно забыть, невозможно выкинуть из памяти. Думаешь, что это будет с тобой вечность, что это стало частью тебя, невидимой меткой, которую невозможно будет отодрать от себя ни при каких обстоятельствах.

И, тем не менее, старик прав: все еще правда можно забыть, пока действительно не стало поздно. Пока еще есть время.

Но — невовремя — вспоминаю, что я уже влипла по самое "не хочу". Вспоминаю, что за мной уже гонится шайка головорезов. Вспоминаю, что с этим странным словом "прошлое" связан Ким. А я не могу без всего этого. Иначе это уже не я — это какая-то другая Кесси, с которой я определенно не знакома.

Сменить имя, покрасить волосы…

С таким же успехом он мог предложить мне сходить в крематорий и выбрать себе новое тело. Можно даже новую память.

Вспоминаю того ублюдка, чье лицо я увидела в своей жизни последним. Вновь и вновь вспоминаю, как он спрашивает меня, верю ли я в Бога. Это похоже на кошмар. Бесконечно прокручиваемый в моей голове кошмар, который невозможно забыть, просто приняв снотворное.

Это часть меня. Часть того, что Ким зовет "Кесси". Едва ли не самая главная часть.

Я качаю головой.

— Простите, но мне кажется, что уже. Уже слишком поздно.

Внезапно бифштекс резко становится безвкусным и уже больше не лезет в горло, останавливается где-то посередине пищевода. Омерзительное чувство. И мне самой как-то гадко-тошно от того, что, возможно, я только что разрушила последнюю надежду этого старца, к которому я успела проникнуться такой симпатией.

Неожиданно для самой себя я понимаю, что уже подсознательно ищу руку старика. Чтобы согреть.

Мне почти что стыдно. И за своими эмоциями я не успеваю проследить, что старик едва заметно смеется, — я слышу только мощные колебания его груди. Возможно, это и вправду смех.

— Я так и думал, — гремит он, по-прежнему сотрясаясь от неслышимого смеха. — Вы сильная, Кесси, вы знаете? Любой другой на вашем месте бы сломался. Но не обольщайтесь, дитя мое, предстоит вам претерпеть еще слишком много. Знаете, я даже уверен, что нам с вами больше уже и не встретиться. У меня такое чувство, что просто не суждено. Вы верите в судьбу, Кесси?

Я качаю головой. Слишком быстро, чтобы успеть подумать. Но я где-то слышала, что первая реакция — она самая верная. Буду надеяться, что так оно и есть.

— А Бог — это судьба. Моя. Ваша. Вашего друга. — Голос старика становится необычайно серьезен. — Значит, вы и в Бога не верите.

Я молчу.

Они все хотят, чтобы я говорила только то, что угодно им. Каждый жаждет этого, обращая мои же слова против меня. Людям нравится унижать меня, думать, что раз слепая, значит, все прощает. Но я не такая. По крайней мере, мне не хочется, чтобы меня считали такой.

И, говоря, что я не верю, этот старик как бы подталкивает меня к аналогичному решению. Не верю — не верю — не верю…

Он внушает мне вещи, которые с первого раза кажутся верными, простыми и такими понятными. Пытается заставить меня осознать собственную ничтожность, хочет убедить меня, что в этих бусах я не бриллиант — всего лишь рядовая бусинка.

И я почти верю. Почти.

…

Из своих воспоминаний я помню, что у каждого человека есть тень. Его собственное вполне материальное альтер эго.

Ким снова рядом, и я ясно, практически физически чувствую, как его тень прикасается ко мне. Теплыми, бархатными щупальцами. И от этих прикосновений становится тепло.