Джулия Голдинг - Тайны сирен

Конни повернулась и побежала не останавливаясь к своему новому дому, что стоял под номером пять на Шэйкер-роуд. Она страстно желала остаться наедине со своими мыслями о том, что только что произошло. Дом ее тетки был последним в ряду рыбацких домиков, лепившихся к подножию утеса в поисках защиты от океана, который нетерпеливо бился чуть ли не в нижние ступеньки крыльца. Дом номер пять будто пятился от волн, вытягиваясь и делаясь тоньше, чем его соседи, как последний, кто должен лезть в шкаф в игре в «сардинки» [1] «Сардинки» — детская игра, в конце которой все играющие оказываются в «доме», набитом, как банка сардин. . Дом, казалось, ждал, что волны вот-вот взломают дверцу шкафа и он, номер пять, окажется первым выпавшим оттуда.

Мадам Крессон, весьма высокомерная, апельсинового цвета теткина кошка, гордо шествовала по дорожке, важно задрав хвост. Она мяукнула, увидев Конни, которая остановилась повесить куртку и поздороваться с ней, перед тем как пройти на кухню. И тут Конни остановилась как вкопанная. На веретенообразной стойке для зонтиков у задней двери лежала пара алых наушников. Что происходит? Первой ее мыслью было снова бежать прочь отсюда и не останавливаться, пока все эти странные люди не останутся далеко позади, и особенно ее тетка. Потом она передумала. Разумеется, поскольку на самом деле у нее не было другого выбора, кроме как оставаться здесь, то не помешало бы узнать побольше об Эвелине Лайонхарт и ее странных повадках. Может, подсказка кроется в самих наушниках? Она оглянулась — убедиться, что она одна, и взяла комплект, чтобы изучить его поближе. На каждом из наушников была вытиснена серебряная птичка. Она приложила их к ушам для пробы, и они заглушили все звуки. Конни даже не услышала приближающихся шагов и опомнилась, только когда кто-то похлопал ее по плечу. Она в испуге сдернула их с ушей.

— Знаешь пословицу про любопытство и кошку? — спросил ее вкрадчивый, ровный голос — ровный, как тонкий лед, под которым бурлит вода.

Высокая, но проворная, одетая, как всегда, в черное, над ней стояла Эвелина Лайонхарт, с бледным, как у привидения, лицом, контрастирующим с каштановыми длинными волосами. Мадам Крессон мягко пролезла через кошачий лаз в двери и терлась о щиколотки Эвелины, приветствуя свою хозяйку.

— Э… нет… А что это за пословица? — неуклюже спросила Конни, сердце ее громко стучало.

— «Любопытство сгубило кошку», — весело сказала Эвелина, отбирая у нее наушники и вешая их обратно на стойку.

Мадам Крессон взвыла в знак протеста, оскорбленная тем, в каком тоне говорится о смерти, и переметнулась к Конни. Она выгибала спину дугой и терлась о ее джинсы, ища утешения у своей новой подруга.

Конни погладила кошку по голове.

— Извини. Я просто… Просто я сегодня в городе видела нескольких человек с такими штуками. Мне это показалось немножко странным, — неубедительно закончила она, думая, что должна хоть что-то сказать в свое оправдание.

— Правда? — Тетка хлестнула ее проницательным взглядом зеленых глаз, серебряные кольца в ее ушах блеснули в луче света, падавшего из маленького окошка в задней двери.

— Для чего они? — отважилась спросить Конни, моргая изо всех сил, чтобы стряхнуть завораживающее действие сверкающих колец.

— Это тебя не касается, — сказала Эвелина, все еще сверля взглядом племянницу. Конни почувствовала, как в сердце у нее закипает злость, но ее почти сразу же погасил укол страха, когда тетка добавила: — И забудь о том, что ты вообще их видела.

Эвелина была так переменчива: могла быть полна безудержного веселья и энтузиазма, а потом тут же давала почувствовать свой пугающе крутой нрав и пускала в ход угрозы. Конни не знала, что на самом деле думает Эвелина о том, что на нее взвалили заботу о племяннице. Та оказала ей такой прием, что девочка заподозрила, что тетка возмущена и раздражена и только чувство долга по отношению к семье заставило ее взять на себя этот труд. И все же тут было еще кое-что… нечто, что Конни никак не могла правильно понять. Эвелина, несмотря на то что они жили под одной крышей, запиралась от племянницы, сведя беседы с ней к минимуму, она не стремилась вызвать к себе доверие — от этого Конни не становилось легче. Отказ объяснить секрет наушников был частью все того же поведения, и Конни это начинало возмущать. Родители могли бы подыскать ей и более приятного опекуна, кого-то, кто хотя бы был рад видеть ее в своем доме.

Конни больше не посмела поднимать вопрос о наушниках. Обе сделали вид, что ничего не произошло, и в следующий раз, когда Конни проходила мимо стойки для зонтиков, наушников там уже не было.