Ника Созонова - Два голоса

Ты замолчал. Рассказ был закончен.

— Бедный, бедный мальчик… — Слезы текли тихо и неостановимо, и омывали то место, где твоя шея была исколота иглой. — Я заставила тебя пережить это снова. Если б я знала, лучше смирилась бы с твоим криминалом… или пошла воровать на пару с тобой… Все, что угодно…

— Успокойся. Я ведь приходил туда. Раза четыре за все время — когда совсем туго бывало с деньгами. Правда, всегда в ломке. С ломкой это проходило легче.

— Как хорошо, что я не дошла до кабинета…

— Там все помыли и прибрали. Я просил тетку продать квартиру — без нее это сделать не могу, она тоже хозяйка. Но она отказывается. Регулярно ее оплачивает, хотя порог с тех пор не переступала ни разу. Грабанули бы ее, что ли? Чтобы одни пустые стены остались. Тогда и воспоминания так тесно толпиться не будут…

— А эта книга, Оскара Уальда, она ведь оттуда?

— Да. Единственное, что я взял себе. Подарок к моему десятилетию.

Ты снова замолчал. А когда я пошевелилась, попросил шепотом:

— Давай не разговаривать. Лучше заведи музыку. Самое свое любимое.

И я завела — сборная запись на СД так и называлось "самое любимое". Самым первым было "Дом заходящего солнца".

*** — Почему ты и сейчас молчишь? Ни одного комментария. Все так же больно?

— Нет, уже нет. Сейчас это не имеет такого значения. Просто ты так хорошо рассказываешь, что не хочется ничего добавлять. Неужели и впрямь я выглядел таким жалким и смешным?

— Почему смешным?

— Катался по полу, истерил.

— Ты так легко об этом сейчас…

— У меня сейчас нет прошлого, нет ненависти и боли. Так почему бы не посмеяться?

— Нет, ты не был тогда смешным. Во всяком случае, для меня. Но, может, теперь ты продолжишь? Я выдохлась.

— Как скажешь. ***

Я был полностью опустошен, и мне стало легче. Никому прежде так не открывался, и сейчас, вывалив все на тебя, словно освободился — чуть-чуть, но и этого было достаточно. Свинство, конечно, с моей стороны — ведь то, что ушло от меня, осело в тебе. Природа не терпит пустоты. Далеко не первое и не последнее мое свинство.

Что дальше? Ты поехала в больницу к Няе, а от нее к сестре. А я загнал статуэтку в комиссионке — заплатили прилично, и отправился на обычную встречу. Ключи от квартиры ты безаппеляционно засунула во внутренний карман моей куртки. Еще и булавкой пришпилила, для верности.

Как ни странно, домой заявился раньше тебя. В ожидании морской звездой раскинулся на тахте. Делать ничего не хотелось, да и не смоглось бы. Моя жизнь, так неожиданно поменявшаяся в главном, во всем остальном была прежней. Обдолбался — завалился в блаженном отупении. Единственная разница: даже наркотический дурман теперь был пропитан тобой. Прикрыв глаза, я либо видел тебя, либо смотрел твоими глазами. Это было странно, но я уже устал удивляться. Когда смотрел сквозь тебя, звуки не доносились — словно из всех твоих органов восприятия мне осталось одно зрение. Тебя в такие моменты не чувствовал, как если бы был гостем — а хозяева отсутствуют, вот и приходится листать старый фотоальбом и давиться чаем с печеньем. Зато я увидел твою среднюю сестру задолго до того, как ты притащила ее знакомиться (нашла кем хвастаться!). И ее мужа — большого, бритого наголо дядьку с чуть глуповатым лицом. Вы сидели в кафешке, пили сухое вино. У твоей родственницы глазищи были еще те: серьезные и пронзительные, от взгляда — мурашки по коже. Вы, кстати, с ней совсем не похожи: высокая, строгая, узкая — и маленькая, восторженно-инфантильная. Из вас двоих, не задумываясь, назвал бы ее старшей.

Потом, видимо, задремал. Заметил — но позже, что без тебя крепко спать не удается — полусон-полуявь, без расслабления и отдыха. Очнулся от грохота в прихожей. Выполз, ежась от озноба. (Давно забыл, что значит хорошо себя чувствовать: когда действие героина спадает, может быть терпимо, хреново и нестерпимо хреново. Пока я пребывал в первой стадии.) Ты стояла, одной рукой держась за стену, а второй активно пытаясь стянуть с ноги сапог. Шумела опрокинутся стойка с обувью, которая, видно, мешала тебе разместиться с комфортом. При виде меня ты разулыбалась, замерев на одной ноге и покачиваясь из стороны в сторону. Не удержавшись, я расхохотался. Присел у твоих ног и помог стянуть непослушную обувь.

— В честь чего напилась?

— Я тебя защищала. Он нападали, говорили, что ты плохой, потому что мама обрисовала тебя в самых черных красках… Хотя обещала не рассказывать сестрам и папе… А я говорила, что ты хороший… А еще мы пили. Сначала вино, потом пиво и самбуку, потом снова вино… Много, да? Я к тебе хотела, а они не отпускали. Вредные… Я некрасивая, когда пьяная?..