Унтах же поднял руку, подзывая коня. Прекрасный скакун, чёрный, могучий, с белоснежной гривой и хвостом, он выделялся из табуна тёмных, страшных коней-призраков. Король Дикой Охоты затрубил, закричал его кречет, и мертвецы рванули вскачь, унося с собой Унтаха и тепло наших сердец. И тогда Митрун спросила:
— Кто же допишет эту книгу? Учти, Корд'аэн, я не позволю, чтобы это сделал Снорри.
На что друид ухмыльнулся:
— Может, сама попробуешь, Митрун-хозяйка? У тебя хорошо получается…
* * *
А потом мы пили всё подряд — пиво, ржаную брагу, вишнёвую наливку, сидр — из простых липовых чарок, захлёбываясь песнями… А снаружи подгонял волков Хельгрим, и страшный вихрь последних дней осени бесновался за окном. Ломал сухие кроны, рвал с корнями деревья, кружил мусор, обретая силу. Дикая Охота неслась по небу, и её одноглазый король трубил в рог, и громко называл имена живых и мёртвых. Хлопали исполинские крылья, Повелитель Воронов спешил на тризну, и волки выли во тьме…
Близилась безжалостная зима.
* * *
Утром, как водится, было похмелье. Тошнота, головная боль, буря во мраке. Как мы распрощались — не помню. И никакой чёрной книги я не нашёл, хоть и было у меня желание вписать туда сказание о походе в Девятый Замок. Верно, Корд'аэн забрал её, ведь больше некому…
А когда в моей голове наступило просветление, Митрун сказала:
— Ой, Снорри, чуть не забыла. Знаешь Скюлли и Гудрун? Тут рядом…
— Скюлли Мерринга, ткача? Гудрун, которая на сносях? Этих?
— Да, о том и речь. Гудрун вчера родила. Двойню. Представляешь?
— Да ты что! Радостная новость. Надо будет их поздравить. А кто хоть?..
— Мальчики. Крепкие такие, только друг на дружку вовсе не похожи. Представь, младенцы, к тому же двойняшки — и не похожи!
— Как их назвали?
— Фрор и… Эльри.
Ага. Вернулись.
Вернулись.
Они всегда возвращаются.
* * *
Ну вот и всё.
Мы живём неплохо. Недавно Митрун объявила, что ждёт ребёнка. Если будет малыш — назову Борином. Пусть Митрун не сердится. А если малышка — что же, придумаем что-нибудь, есть много красивых женских имен. Сейчас зима, недавно был Йолль, так что особой работы нет. Я решил записать сказание о нашем путешествии — а вдруг кому будет любопытно. Может, эти страницы все же попадут в книгу Унтаха. Иногда я слышу журавлиный плачь. Я понимаю, что журавли улетели, однако… Тоскливое курлыканье звенит в моём сердце струной арфы, кличет в путь за стаей, и мне дорого стоит успокоиться и не рвануть свет за очи…
Иными же, особенно холодными вечерами, когда я уже засыпаю, на границе сна и яви звучит голос Дарина. Сын конунга один во мраке, он бродит во тьме уже сотни лет, и тьма въелась ему в глаза и сердце. Иногда он горько плачет и зовёт меня…
И тогда я крепче обнимаю мою спящую Митрун.
Здесь кончается Сага о Снорри, сыне Турлога.
До того, как Лишайная Ведьма открыла свои белые глаза, и закружились вертела на великом пиру богов, и чёрный дракон Глумхарр снова отправился убивать, оставалось чуть более полугода.
Эту историю я услышал от самого Снорри, с его слов и писал. Очень помогли те записи, которые он составил спустя пару лет по возвращению. Однако в тексте осталось довольно много нестыковок, белых пятен и тех общих для слушателей Снорри мест, которые совершенно непонятны вне обычаев тех краёв. На правах переводчика и комментатора попробую исправить насколько возможно погрешности. Правда, удалось это, прямо скажем, не везде.
Прежде всего пару слов о двергах. Так в скандинавской традиции называются карлики, которые были сотворены из червей, ползавших по телу предвечного великана Имира — на фэнтезийных просторах известны как гномы, но, вообще-то, гномы — греческое слово, введенное в обиход довольно поздно — Теофрастом Парацельсом, если я не ошибаюсь. В исландском языке для их обозначения есть слова "Dvergur" для единственного числа и "Dvergar" для множественного. Родственны им слова "Dwarf (dwarfs)" (англ.) и "Zwerge (Zwergen)" (нем.) — так обозначают фольклорных коротышек. То есть, вообще-то, дверги и цверги одно и то же. Однако в мире "Девятого Замка" это родственные виды одного семейства, но не идентичные понятия.
"Край твоих предков"
"О прошлом всех сущих…" — из первой песни "Старшей Эдды", "Пророчество вёльвы" ("О прошлом всех сущих,/ О всём, что я помню"; здесь и дальше "Старшая Эдда" в переводе Корсуна).
Раданте, — так в Швеции, согласно работе Б. Торпа "Северная мифология", назывался дух-хранитель дерева, который проявлял заботу о человеке, если тот ухаживал за ним.
Читать дальше