Тамара Воронина - Душа дракона

Вот именно.

И пусть это совершенно неуместно, и пусть даже глупо. Он достал из мешка шары для жонглирования и начал легко перекидывать их из руки в руку, сначала два, потом три, пять… простые круги, сложные восьмерки – и получалось ведь, руки сами вспоминали, а Диль вспоминал пыльную дорогу, лежащую впереди, и свой бездумный путь.

Илем уже не прикидывался спящим, приподнялся на локте, наблюдая за полетом ярких шаров. Улыбался Кай – своим мыслям, своей памяти, а вовсе не непритязательному представлению. Лири осторожно села, вытерла нос и, смешно склонив головку набок, следила за руками Диля.

Он даже не уронил ни одного шара, зато бросил красным в Илема, тот ловко поймал и бросил обратно. Потом то же самое проделал Кай, и через минуту они перебрасывались шарами, как дети мячом, не спеша, основательно, спокойно, радуясь неожиданной и невинной забаве.

Однако каждый продолжал думать о своем, и мысли не отличались весельем. Диль постарался забыть о будущем. Забавно. Как можно забыть о том, чего еще не случилось? Оказывается, можно.

Всего четверо. Всего. Дойти должна Лири, а они должны это обеспечить. Почему тогда Илема так интересуют причины? Разве что-то изменится, если он догадается, откуда идут твари и отчего именно открываются врата? Дилю, конечно, казалось, что зла в мире не больше, чем обычно, но что может знать человек, которому отведено так мало?

А Франк? Он рассказывал, что скопление зла позволяет тварям проходить сюда, но ни разу он не упомянул, что сейчас зла стало больше чем пятьдесят лет назад? Обычная манера дракона – недоговаривать? И неужели Илем не спросил его?

Диль поинтересовался. Илем зло усмехнулся.

– Спрашивал. И получил полный драконий отлуп. Впрямую он отвечать не отказался, но не ответил.

– Это тоже ответ, – вздохнула Лири. – Значит, он так не думает.

– Он всего лишь дракон, – улыбнулся Кай, – а не бог. Он не может знать всего. Принято считать, что Сарефское зло – всего лишь олицетворение зла нашего, но вот кем принято – драконами или нами?

– А разве не все равно? – осмелился спросить Диль. – Я понимаю, что знать причину хочется, но разве мы сможем что-то изменить, даже если узнаем ее достоверно?

– Ага, – потянулся Илем, – узнаем. На пороге смерти. И никому не успеем поведать сию страшную тайну. Лично мне просто любопытно.

– Мы ничего не сможем изменить. Но драконы смогут.

– Да ладно, Кай! – засмеялся Илем. – Десяток драконов ничего изменить не смогут. А миллионы людей не захотят. Потому что большинство устраивает то, что есть, а если не устраивает, то они боятся перемен, потому что перемены очень редко оборачиваются благом, а если и не боятся, то их ничтожное меньшинство. Даже вы, эльфы, научились не воевать, благополучно скрылись с наших жадных глаз, но понимаете, что рано или поздно мы до вас доберемся, и не факт, что вы снова победите.

Диль не уловил связи. А дальше Илем углубился уже в такие дебри, что Диль перестал понимать, словно вор говорил на незнакомом языке. А он действительно образован, хотя и не учился в университетах, но ведь знает такие слова, каких Диль никогда не слыхивал. На равных разговаривает с эльфийским принцем, за плечами которого наверняка не шесть классов городской школы. И даже принцесса Кандийская скромно помалкивает, переводя взгляд с одного на другого. Диль этого, правда, сейчас не видел, она так и лежала головой у него на коленях, но она всегда так делала. Принцесса Смерть. Она и правда войдет в историю с подобным прозвищем, и никакие старания Франка не помешают людям забыть о ее истинном предназначении.

А ведь именно поэтому Франк с ней резок и временами даже груб. Он не в силах ничего изменить, как и Диль или Илем. Он, дракон истинный, Защитник мира, так же беспомощен перед лицом этого мира. Он отталкивает Лири, чтобы не привязаться к ней, потому что, защищая мир, вынужден пожертвовать ею.

Стало совсем холодно, и Диль набросил на спину одеяло. Глупо, конечно, потом что холод шел изнутри. Даже не страх, а осознание неизбежности. О потерянные боги, каково же Франку в очередной раз чувствовать эту неизбежность, чувствовать собственное бессилие… Богам – забавы, людям – смерть. Они не могут быть так мелочны? Да откуда смертным это знать?

А разве драконы смертны?

Что получается – есть боги, есть люди и прочие расы и есть драконы, которые стоят между… между людьми и гибелью мира?

Между людьми и богами?

Как хорошо было не думать, меряя шагами страны, останавливаясь, чтобы перекусить или повеселить других. Как хорошо быть опавшим листом, несомым ветром…