Ольга Романовская - Букет полыни

У меня самой всё так же. Живу сейчас с Дугласом, пытаюсь забеременеть. Он старается, а мне всё рано. Думаю, скоро должна понести. Честно тебе признаюсь: желания становиться матерью нет никакого, но часть моей сделки - наследник.

Пока не забыла: братца приблизил свёкор. Он теперь ему служит'.

Стефания немедленно написала ответ, пытаясь разузнать больше о настроениях при дворе, мерах против лагишцев, отношении к Дартуа. Она увлеклась, с упоением погрузившись в политические игры. Лучший способ не думать - занять себя чем-нибудь, вот она и занимала. Иначе мысли неизменно возвращались бы попеременно то к Ивару, то к герцогу. Стефания иногда позволяла себе называть последнего Эженом - и смущалась подобной наглости.

Вечерами виконтесса строила планы на будущее. Выдумывала планы по возвеличиванию герцогства - и отсылала их герцогу. Детские, наивные, они веселили Лагиша, но вызывали умиление. Он также читал выдержки из писем Хлои Амати, жалея, что та не служит во благо герцогства. Стефания, несомненно, уступала ей в остроте ума и жизненной хватке, но и то, что она делала, шло на благо.

Голуби с шифрованными письмами (Лагиш обучил виконтессу семейной системе тайнописи) регулярно летали между Амареной и Кавардийским замком. Не всегда доставляемые ими письма полнились политикой: так однажды Стефания получила послание безо всяких шифров, которое, прочитав, тут же спрятала за корсетом.

Она не знала, сочинил ли герцог это сам или просто процитировал какого-то поэта, но ей никто и никогда не писал такого:

'Очей Отрада! Случай мой чудной,

Все чудеса затмили вы собой,

Вы, чья краса столь чудно воссияла!'

Перечитывая немногие скупые ласковые строки - увы, Лагиш ни разу не написал, что любит и скучает, хотя и обещал забрать её по весне в Амарену, Стефания вздыхала и мечтала оказаться рядом с ним. Она бы родила ему сына. Или даже не одного. Пусть бастарда, но с таким же подбородком, глазами… Удивляясь самой себе, виконтесса жалела, что не забеременела в течение той недели.

Даже если Лагиш разлюбит, ребёнок станет утешением, хоть что-то будет напоминать об этом счастье. И она будет обожать его, воспитывать так, будто он настоящий Дартуа.

В одном из писем, пришедших в конце января, герцог сообщил, что Ивар покинул герцогство.

Лагишу всё же удалось встретиться с сыном.

Маркиз упрямо не желал ничего слушать, твердил о предательстве, но уже не спешил выяснять, кто прав, кто виноват в поединке. Укорял отца за то, что разрушил его счастье, недоумевал, что могло прельстить Стефанию в мужчине, в два раза старше неё.

- Я понимаю - ты. Видел, как отцы вдруг увлекаются юными прелестницами. В этом нет ничего удивительного: прекрасное, упругое, гладкое тело приятно любому глазу, но она! Предпочла брак любовной связи! Почему? За деньги? Чёрт побери, я бы осыпал её бриллиантами!

- Она просто полюбила. Прими это и смирись. Вспомни, как она колебалась, откладывала помолвку…

- Но дала слово! Нет, я не прощу вас обоих, даже не проси. Проклинать не стану, но и счастья не пожелаю. Видеть вас обоих не хочу.

Ивар уехал в княжество Бескар, соседствовавшее с Ородонией. Езды до него было три, а по зимней дороге и четыре месяца. Официально маркиз отправился искать союзников, неофициально - развеяться. Бескар славился своими девушками, как пристойного, так и лёгкого поведения. Последние, вероятно, и должны были облегчить груз печали на сердце Ивара.

Никаких рекомендательных писем он не взял, об отъезде не предупредил, покинув охотничий домик, в котором две недели запивал вином убитых на охоте зверей - ярости необходимо давать выход, чуть ли не ночью. Герцогу пришлось спешно выдумывать причину отъезда сына. Он надеялся, что Ивар достаточно разумен, чтобы не ввязаться в какую-нибудь грязную историю.

Сообщать князю о незапланированном визите Ивара Лагиш не стал. Что бы там ни делал сын, не стоит дразнить Ородонию, а то король и так засыпает гневными письмами. На все ему нашлось, что ответить, да и показательный суд над преступниками состоялся. Разумеется, не товарищами сына, а местными разбойниками. Ещё одно преступление их души не утяжелит, а заверения в оговоре слушать не станут.

Не время сейчас для открытого конфликта с Ородонией, не время. Поэтому на год или два воцарится тишина. Пусть король думает, что склонил гордые головы лагишцев, пусть успокоится, выведет часть войск - и получит удар. Память у жителей герцогства долгая, терпения не занимать. Были свободными - свободными и останутся.