Ольга Лаврова, Александр Лавров
«Букет» на приеме
В дежурной части Петровки, 38 комната для сотрудников, выезжающих на происшествия, имеет вид казенный, но в ней есть все, что дает людям возможность прилечь отдохнуть или чем-то заняться между выездами. Дело к вечеру. Знаменский и Томин скучают, Кибрит что-то вяжет на спицах.
— Давненько мы не дежурили втроем, — говорит Пал Палыч, откладывая газету.
— Если мне не изменяет память, ровно два с половиной месяца, — доносится с дивана, где расположился Томин.
— Тебе никогда не изменяет память, Шурик.
— И чувство юмора, Зинуля, чувство юмора!
— Ну, сегодня с десяти утра ты пытался шутить всего раза три, не больше.
— Да и то неудачно, — лениво подковыривает Знаменский. — Мы улыбались только из вежливости.
— Большое мерси, я вам это припомню… Может, ты наконец бросишь считать свои петли?
— Тогда я собьюсь с узора!
— Кошмарная перспектива!.. Паша, ты бы поверил, что она увлекается такой ерундой?
— С трудом.
— Почему ерундой?
— Потому что ты, Зинаида, интеллектуальная женщина…
— Шурик, надоедает быть интеллектуальной. Хочется иногда побыть просто женщиной.
— И что себе вяжет «просто женщина»? — интересуется Пал Палыч.
— Шапочку.
— Шапочку… — Томин морщится. — Как трогательно!
Из динамика раздается каркающий голос:
— Дежурная группа: эксперт Кибрит, инспектор Томин, следователь Знаменский — на выезд. Разбойное нападение на квартиру. Отравление потерпевших газом. Сыромятническая, 34…
— В моем доме? — ахает Томин.
— …подъезд второй, квартира шестнадцать.
— Невероятно… Это же Петуховы! Чета пенсионеров, их квартира под нами… — удивляется Томин, вместе со всеми быстро собираясь. — Они еще все требовали, чтобы я ходил в мягких тапочках!
В прихожей двухкомнатной квартиры Петуховых теснятся Знаменский, Томин, Кибрит, участковый уполномоченный, понятые и фотограф. Отсюда частично виден разгром внутри: распахнутые шкафы, разбросанные по полу вещи, ящики, вынутые из комода. Половик в коридоре сбит комком и сдвинут к стене, на нем валяется шляпа. Некстати громко звучит веселая музыка — включен приемник.
Фотограф щелкает аппаратом, взглянув под ноги, немного ступает вперед и снова щелкает. Кибрит в резиновых перчатках поднимает шляпу, оглядев, кладет на стул. Осторожно разворачивает и осматривает половик. Томин и Знаменский разговаривают с участковым.
— Что сказал врач?
— Врач сказал — надежда есть, товарищ старший инспектор, — участковый старается говорить официально, но то и дело сбивается на бытовой тон. — Потерпевших оглушили ударом по голове, но не сильно. Однако потом они наглотались газу… От всего этого сердечные припадки у обоих.
— Они были в сознании?
— Какое там…
— Расскажите, пожалуйста, по порядку, — просит Знаменский.
— Есть, товарищ майор. От граждан из квартиры пятнадцать поступил сигнал об утечке газа. Аварийная установила, что газ проникает через вентиляционное отверстие в кухне, видимо, из соседней квартиры… этой самой, значит, потому что вытяжной ход у них общий.
— Ясно. Минуточку, — прерывает Томин. — Зина, нельзя ли нам выключить эту музыку?
— Чтобы добраться до приемника, надо отработать вход. По воздуху я порхать не умею.
— Извини. Продолжайте, пожалуйста.
— Когда на звонки и стук в данную квартиру никто не отозвался, а соседка сказала, что Петуховых дома нет, вызвали меня и вскрыли дверь.
— Кто сюда входил?
— Только я, потому как сразу оценил обстановку… Прошел на кухню, перекрыл газ и вызвал «скорую». Ну, а потом, конечно, врач с санитарами. Но я следил, чтобы ни за что не хватались.
Музыка наконец смолкает: «Можете войти!» — разрешает Кибрит. Все направляются к двери первой комнаты, приостанавливаются на пороге. Подсвечивая себе специальной лампой, Кибрит разглядывает разбитый цветочный горшок, шкаф.
— Следов слишком много. Боюсь, все хозяйские.
— Типичная картина ограбления без точного наводчика, — констатирует Пал Палыч.
— Да что у них было взять-то? Товарищ инспектор, вот вы как человек здешний…
— Деньги. Сын много лет работает на Севере, высылал им, собирался купить машину, — прихватив носовым платком, Томин поднимает с пола семейную фотографию. — Снялись года два назад, в последний его приезд…
— Ты хорошо его знаешь? — вглядывается Знаменский в фотографию.
— Одно время родители с ним намаялись… нет, без уголовщины, просто стойко бездельничал. Потом взялся за ум.
Читать дальше