Гильберт Бриссен - Librum Profugi

- ​Ты, как всегда, права, Соу. В ближайшем будущем я в эти дебри не полезу — разве что начнут сказываться эффекты отравления, ну или кто–то проделает во мне отверстие.

-​ Что ж, значит, я пока могу быть спокойна…относительно.

-​ Почему же относительно?

-​ Я нашла сны родственников одного из этих, как ты говорил… «коматозников».

-​ В гости еще не заходила?

-​ Вместе пойдем. Побудешь рядом на случай, если я окажусь неубедительной. Да и послушать не помешает — вдруг заметишь ключик к спасению.

-​ Тогда пара дней для восстановления — и отправляемся.

-​ Решено, мастер.

Осыпающийся кирпич стен, сети трещин на стеклах крыши, паутины и пыль на всем. Сон перестал быть моим домом и медленно уходил в небытие. Я вдохнул немного времени в свое любимое кресло, где провел столько дней, и сел, дожидаясь прихода Соусейсеки. Сквозь оконные проемы дул теплый ветер.

Прийти в чужой сон и предложить помощь — почему это не пришло мне в голову? Быть может, я действительно зациклился на себе, забывая основную цель происходящего? Ведь я действительно больше думал о Либер Кламорис, чем о том, как выполнить обещание. Но с другой стороны, я рисковал ради нее…или все же ради себя?

Стоп, хватит. Не те вопросы я задаю себе, не те. До тех пор, пока наши пути совпадают, я поступаю верно — а на развилке наступит время разбираться. А пока важно вот что: мы должны выглядеть убедительно, чтобы нас не восприняли как часть сонного бреда. Нужно сказать или показать что–либо, чтобы в нас поверили.

Кажется, я вовремя спохватился — действительно, кто поверит небритому человеку в мешковатом свитере и говорящей кукле, если они придут во сне и предложат разбудить вашего коматозного дядюшку за скромное вознаграждение? Никто.

Одним движением мысли я раскрыл перед собой зеркало, одновременно стирая обычную одежду. Легким жестом стер щетинистую бороденку, слегка изменяя форму челюсти. Немного увеличил глаза, проложил пару морщинок между бровями. Поседевшие волосы выбивались из–под широких полей шляпы, черная мантия скрыла очертания тела, показывая наблюдателю только края окованных серебром сапог. Руки я спрятал в глубоких перчатках, а после некоторого раздумья одел на лицо гладкую стальную маску, оставлявшую на виду только глаза. Сегодня следовало перестать быть собой — чтобы сыграть роль так, как следует.

-​ Мастер?

- ​Да, я слегка приоделся, по случаю выхода в свет.

-​ Ты выглядишь…внушительно. Возможно, даже пугающе.

-​ Так и нужно. Наш собеседник должен поверить в мое могущество, чтобы не принять потом сон за сон.

-​ Скажешь же — «сон за сон». И почему это он должен верить в твое могущество, если все дело на мне?

-​ Люди склонны верить внешним атрибутам силы, поэтому я попробую на этом сыграть.

-​ Пробуй. Пока что у тебя неплохо получалось.

-​ Это исключительно из–за хорошей компании. Ладно, пошли. Может, даже удастся закончить все это, не просыпаясь.

Дерево сновидений не могло не впечатлять, и одно дело — видеть его из–за прочной прозрачности скорлупы собственных грез, а другое — плыть в пустоте вдоль титанического ствола, где запросто можно перепутать верх и низ, равно скрывающиеся в тумане. Соусейсеки летела впереди, показывая дорогу, а я старался не отставать.

От основного ствола отходили в стороны толстые и тонкие ветви, на которых иногда светились чьи–то сны, словно фосфоресцирующие сливы из детских сказок.

-​ Соу, у Дерева ведь есть корни? Где–то было начало?

-​ Где–то было. Но внизу плещется море — и нам не прорвать его густые воды.

- Море Бессознательного?

-​ Да. С каждым упавшим плодом оно все выше и выше, и сны мертвых тают в его водах. Вырони что–либо туда — и не вернешь прежним. Я боюсь этого места — оно слишком хаотично, чтобы чувствовать себя в безопасности.

- Ты бывала там?

-​ Может быть. Некоторые места несут в себе его печать — словно песок и ракушки после наводнения. Оно в каждом из вас — как материал для мыслей, как плоть сна. В какой–то степени из него сейчас состою и я.

-​ Надеюсь, когда–нибудь я тоже его увижу.

-​ Ты видел его во снах, пока не научился ими управлять. И сейчас море спит в тебе, глубоко, питая солеными водами разум.

-​ Но я мыслю логично, где же бессознательность?

- ​Твои мысли — пар ее вод, пресный и теплый. Вряд ли возможно освободиться от них, да и не нужно. Высшая мудрость — держать их в узде, не позволяя выплескиваться в сердце.

-​ Знаешь, после Либер Кламорис загадки уже не кажутся мне привлекательными.