Юлия Баутина - Вереск и звезды

— Так вот ты каков, Танн Моргул, наследие павшего Нуменора, — тяжело роняя слова, произнес командующий, рассматривая посох. — Силен, ничего не попишешь. Но Гулдуркиру помочь ты не смог при всем своем могуществе. Одного лишь не пойму, чего ради Тадан желает, чтобы его доставили на Тиннудир? Сжечь бы это творение тьмы, да так тщательно, чтобы кроме пепла ничего не осталось.

Каранир болезненно поморщился.

— Я был бы только рад, — понизив голос, сказал он, — но у нашего молодого предводителя иное мнение и иные планы. Чего уж там говорить, если он даже к словам нуменорца рискует прислушиваться, лишь бы доказать, что достоин… — следопыт осекся и покосился на таварвайт. Кожей ощущая исходящую от дунадана неприязнь, Нейенналь предпочла удалиться.

Тем же вечером Каранир покинул Аннуминас, унося с собой зловещую добычу, однако ощущение томительного ожидания грядущей беды, возникшее у охотницы при виде посоха, никуда не подевалось. Оно, казалось, витало над древними камнями города, придавая болезненный красноватый оттенок солнечному свету, и этот оттенок постепенно становился все насыщеннее. А спустя еще два дня Город Королей почтил визитом Лаэрдан.

Величественный советник Каленглада был последним существом на свете, встречи с которым таварвайт могла ожидать среди обильно окропленных кровью руин старой столицы атани. Тем больше было ее удивление при виде нолдо, сменившего изящно украшенную шелковую мантию на походную куртку следопыта. И хотя даже в столь простом одеянии Лаэрдан ухитрялся сохранять прежнее надменное превосходство, Нейенналь показалось, что серебристо–серое сияние его глаз утратило обжигающий холод, приобретя взамен слабый оттенок сожаления. Впрочем, скорее всего, эта перемена эльфийке и вправду только померещилась, поскольку, когда нолдо заговорил, в голосе его слышалась лишь уже знакомая охотнице насмешка.

— А, таварвайт! Ты все еще здесь? Чем можешь похвастаться? Хороши ли охотничьи угодья мертвого города?

— Не жалуюсь, — ответила Нейенналь.

— Приятное известие. А вот на Тиннудире с твоим уходом воцарилось полнейшее уныние, поддавшись которому кое‑кто из дунаданов всерьез заинтересовался обычаями обитателей Таур–э-Ндаэделос.

— Какими обычаями? — против воли уточнила охотница. Кого именно имеет в виду Лаэрдан, ей не хотелось даже спрашивать.

— Весьма специфическими, — одними губами улыбнулся нолдо. — Если желаешь подробностей, лучше тебе будет осведомиться у атани самой.

— Благодарю за совет, но боюсь, что последовать ему я не смогу, — ответила эльфийка. — Путь на Тиннудир мне заказан.

Нолдо приподнял бровь, изображая вежливое удивление. Впрочем, сарказм из его голоса все‑таки исчез.

— Даже так? Что ж, возможно, ты сделала правильный выбор. Желаю, чтобы тебе достало сил не жалеть о нем. Удачной охоты на прямом пути, Фередир Горделерон.

Лаэрдан слегка поклонился и неторопливо направился к западному выходу из лагеря, откуда можно было попасть в прилегающие к пристаням Аннуминаса кварталы. Больше Нейенналь его не видела ни в Эхад Гартадир, ни в окрестных руинах. А на рассвете четвертого дня с момента их встречи по лагерю прошелестела весть о том, что Лаэрдан попал в плен к ангмарцам, пытаясь в одиночку захватить принадлежащий Амартиэль палантир. Говорили так же, будто посланному Каленгладом вслед нолдо отряду, действительно, удалось завладеть видящим камнем. Однако отбить Лаэрдана у них не вышло, да тот, будто бы, и не особо стремился спастись. Причин столь странного поведения советника никто не знал, зато откуда‑то было известно, что перед уходом с Тиннудира Лаэрдан имел продолжительную беседу с Мордрамбором с глазу на глаз, поэтому вывод был однозначен — без черных чар нуменорца здесь не обошлось. В то же самое утро свет восходящего солнца в глазах таварвайт окончательно приобрел кровавый оттенок, и охотница, наплевав на гордость, данные клятвы и здравый смысл, покинула Эхад Гартадир.

Вороной скакун летел птицей, а Нейенналь казалось, что они застыли на месте, как мухи, увязшие в янтарной смоле. То, что она не загнала коня, можно было списать лишь на чудо. Уже за Там Намбартом, пробираясь среди холмов вдоль берега Ненуиала, роняющий хлопья пены жеребец трижды вставал как вкопанный, и лишь после изрядных понуканий и нескольких ударов плети с жалобным ржанием продолжал путь. Близ конюшен Тиннудира Калатердир, едва глянув на состояние дрожащего мелкой дрожью скакуна, тихо выругался и, покрыв ему спину войлочной попоной, силком отволок как можно дальше от бадьи с водой, к которой тот попытался было дотянуться. Саму же эльфийку сразу перехватил Каленглад.