Юлия Баутина: Вереск и звезды

— Ну, и что мы со всем этим будем делать, Фередир Горделерон?

Нейенналь молча смотрела на выцветший гобелен. Желтоватые пятна никак не хотели складываться в осмысленную картину — даже странно, каким образом только что таварвайт могла отчетливо видеть пейзаж, вполне свойственный окрестностям Ненуиала. Старый следопыт тоже молчал, очевидно, ожидая ответа. Наверное, самым правильным было бы уйти прямо сейчас, хотя бы на следующие полвека избрав дороги, лежащие как можно дальше от пристанища Стражей Аннуминаса. Даже если Каленглад прав и память атани куда менее милосердна, чем предполагают квенди, никакой вины охотницы в этом не было, а значит, не было причин испытывать сожаление. Тогда почему же ей так трудно принять окончательное решение?

Воцарившаяся в соборной зале тишина наваливалась на плечи неподъемным грузом. Нейенналь глубоко вздохнула и осведомилась:

— Мне будет дано хоть немного времени, чтобы сделать выбор?

— Конечно, — ответил следопыт.

Следующие два дня эльфийка провела среди лесистых холмов близ восточного берега Ненуиала, сторонясь даже старых руин, которые могли бы напомнить ей о присутствии в этом суровом крае людей. Увы, попытки были бессмысленны — люди сами решили напомнить ей о своем присутствии. Выяснилось это на исходе второго дня, когда на гребне лощины, в которой обустроила бивак таварвайт, возникла всадница в сером плаще на взмыленном пегом коне. Охотница ожидала ее приближения, положив на колени лук. Никакой опасности в атани, конечно, не было, однако ощущение под ладонью оружия придавало таварвайт уверенности. Всадница откинула капюшон, вызывающе встряхнув рыжими волосами. Только после этого Нейенналь узнала незваную гостью — ее почтила своим визитом та самая девица, которая встречала Тадана в ночь, когда на Тиннудир был приведен плененный нуменорец. Как Тадан тогда ее назвал? Кугуминуаль? Нащупывая пальцами холодные пластины рога драконида, охотница ждала, когда следопытка заговорит.

Понукая коня спуститься по скользкому склону, Кугуминуиаль подбоченилась, словно желая обрести уверенности, которой, на самом деле, не ощущала.

— Эй ты, эльфийская ведьма! — крикнула она, не спешиваясь. — Я пришла за тем, что принадлежит мне!

— И за чем же именно? — тихо спросила охотница.

— А то не знаешь! — из серо–зеленых глаз Кугуминуиаль только что искры не сыпались. — Может, вас в лесах и не учат тому, что чужое брать — скверно, зато у нас этому обучают на раз–два. С тех самых пор, как ты явилась на остров, Тадана будто подменили! Возврати мне его сердце!

— Его сердце все еще у него в груди. Если оно тебе так нужно, ступай и спроси сама — может, отдаст.

Кугуминуиаль тряхнула головой.

— Лжешь! Там осталась одна лишь пустота, и даже говоря со мной, он видит перед собой другую. Ты, ты… Да можешь не надеяться, что я позволю ему выбрать сушеную воблу, которой кости из королевских усыпальниц в ровесники годятся! Свой‑то саван где оставила?!?

Нейенналь вскочила на ноги, рывком натягивая лук.

— Довольно, — сквозь зубы сказала она, держа атани на прицеле. — Кажется, тот, кто учил тебя не воровать, забыл упомянуть об уважении, которое следует выказывать к собеседнику. Мне даром не сдался твой смертный друг и, клянусь, с завтрашнего дня и до скончания века ноги моей не будет на Тиннудире. С Таданом делай все, что заблагорассудится, но, если не удержишь, подумай хорошенько — может, дело не в ком‑то, а в тебе самой? А сейчас ступай прочь, не испытывай моего терпения.

Несколько мгновений девушка взирала на таварвайт самую малость, что не с ненавистью. Затем, звонко крикнув, пришпорила коня. Прыжками взбираясь по склону, пегий скакун было оскользнулся, но затем выровнял ход и скрылся среди деревьев, мягко ударяя неподкованными копытами по сырой земле. Возвратив стрелу в колчан, Нейенналь устало опустилась на расстеленный плащ, слепо глядя на прогоревшую золу костра. Пора было уходить. Она это прекрасно понимала, но столь же хорошо за прошедшие дни охотница успела понять одну простую истину — ей не достанет сил покинуть Эвендим по собственной воле. Она совершила ошибку, рискнув слишком пристально всмотреться в водную рябь, и теперь северный край превратился в тюрьму — без стен и без решеток, но по прочности не уступающую темницам в подземельях лесного дворца владыки Трандуила. То, что эльфийка испытывала сейчас по отношению к Тадану, не могло, просто не имело право быть влюбленностью, но чем же тогда это было?