Демьян Бедный - Новый Завет без изъяна евангелиста Демьяна

То бишь священство родовитое,
Оченно ядовитое, —
Что Иерусалимский «божий дом»
Стал саддукейским осиным гнездом.

Бороться с такою силой, —
Спаси господи и помилуй!..
Потому-то, путешественник невольный,
И намечал Иисус путь окольный:

Лез в минуту критическую
В Самарию еретическую;
Но как самарийский народ был неумолим,
То пришлось идти в Иерусалим…

Шёл Иисус путём-дорогою,
Объятый большой тревогою,
Не переставая апостолам петь,
Что ему предстоит «претерпеть»;

Что саддукеи — народ нахальный;
Что идёт он, пророк опальный,
На праздник пасхальный,
Несмотря на полное своё нежелание,

Яко агнец на заклание!
Но такова человечья природа, —
Накануне неудачного «входа»
Вдруг надежда в Христе закопошилась,

Что его участь ещё не решилась:
«Сем-ко в Иерусалим торжественно въеду, —
Не побежит ли народ по моему следу!?» —
И до чего же всё вышло обидно:
Как это видно

Даже из евангельских врак,
Не побежал за ним ни один дурак!..
Такой встречей смертельно обиженный,
Перед учениками униженный,

Иисус, чтоб привлечь внимание к своей особе,
Ринулся в неукротимой злобе
В Иерусалимский Храм
И устроил там полный тарарам:

Повёл себя, согласно протокольной справке,
Просто как слон в посудной лавке! —
Дядя Семён, Иван, Яков и Андрей
Стояли испуганно у дверей;

Зато Иуда, как тигр, метался,
За что ни попало хватался
И вопил, вцепившись в какого-то верзилу:
«Господи, яви свою силу!

Обнаружь, чего ещё не обнаруживал!» —
Словом, крепко Христа подзуживал,
Хотя нужды в том не было особой:
Охваченный злобой,

Иисус по торжищу гонял
Ошарашенных торговцев и менял,
Крича: «Вон, мерзавцы, отсюда!
Не оскверняйте дом моего отца!»…

Зазвенела разбитая посуда,
Разлетелась по полу маца;
Загремели столы опрокинутые,
Ларьки сдвинутые,

Раскрытые сундуки, рундуки;
Замычали жертвенные быки,
Заблеяли бараны,
Разлетелись голуби кто куда…

«Берегите карманы!
Беда!» —
Воры крупные с воришками мелкими
Занялись воровскими проделками.

Богомольцы истошно орали:
«Караул, обокрали!
Держи! Лови! Стражу зови!» —
Но Иисус в погромном раже

Стал кричать прибежавшей страже:
«Взяточники! Мошенники!»
Прибежали на шум первосвященники, —
От испуга на них не было лица:

Под ногами посуда и маца,
И деньги серебром и бумажками,
Вокруг — ларьки вверх тормашками.
Архиереи пришли в озверение —
Истинное столпотворение!

Не дай бог, пронюхают римские власти,
Что тут разыгрались такие страсти,
Ведь они же оцепят войсками Храм:
Ужас и срам!

Испорченный праздник без дохода;
А всё — из-за галилейского сумасброда!
«Ну ладно, обожди!» —
Скрипели зубами саддукейские вожди;

Но пока — с величайшей деликатностью,
С наигранной такой приятностью —
Стали они Иисуса охаживать,
Из Храма его выпроваживать:

«Успокойся, родной!
Не будет тут лавочки ни одной:
Не скандаль, ради святой недели! —
И как это мы не доглядели?..»

В понедельник, вторник и среду
Иисус вёл возле Храма беседу.
Но, беду учуя,
В тайном месте за городом ночуя,

Он в городе днём
Говорил не с прежним огнём,
А осторожно подбирая выраженья,
Чтоб не вызвать в саддукеях раздраженья.

Саддукеи, одначе,
Думали об этом иначе:
«Ладно, не возьмёшь нас на эту удочку —
Задудел в какую дудочку!

Грош цена твоей уловочке —
Быть бычку на верёвочке!
Вот мы с тобой поговорим…
Про Рим!» —

И подослали к нему провокаторов;
Те завели речь про римских императоров:
«Скажи, учитель, вразумительно:
Давать подать кесарю позволительно?» —

Скажет Иисус: «Не давать»,
Тогда его можно подковать
Прямо в руки Понтия Пилата:
«Казни этого супостата!

Бросает камни в твой огород:
Возмущает против Рима народ!» —
Иисус отъехал на уклончивом ответе:
«Чьё изображенье на монете?