Александр Бруссуев: Мортен, Охвен, Аунуксесса

Наши враги тоже стали осматривать друг друга: один из них сразу упал и забился в судорогах — из распоротого живота сквозь чешую кольчуги вывалились серо-зеленые внутренности. Следом свалился еще один: в пылу битвы он лишился головы, но не заметил этого и умер только от того, что вся кровь из него вытекла. Дольше всех продержался одноногий. Как он умудрился отбежать с братьями-друзьями назад — загадка. Наверно, всю жизнь тренировался в прыжках на одной ноге.

Но их все равно оставалось слишком много. Эх, скорей бы пришла помощь! Прелюдия к битве кончилась. Сейчас начнется настоящая резня. Я вспомнил слова гиганта Сигге и покрепче перехватился за рукоять меча. Охвен ободряюще кивнул мне головой.

Теперь атаки были уже не столь сумбурными, как до этого. Горцы нападали двойками-тройками, отступая и давая дорогу следующим. Им удалось оттеснить меня от Охвена. Старому викингу приходилось совсем туго: негнущаяся нога изрядно ограничивала его возможности. Наверно, они доставали нас своими мечами, но ударов я не чувствовал, боли — подавно. Я предугадывал их движения и бил сам. Окружающее перестало существовать. Остался только враг, постоянно меняющийся в лицах, и мы с Охвеном. Мне удалось бросить на него взгляд: лохмотья одежды, волосы, лицо, борода, руки — все было красного цвета. Только глаза блеснули, перехватив мой взгляд. Он мне подмигнул.

Я ударил очередного горца наотмашь прямо в грудь, не успел выдернуть клинок и почувствовал движение сбоку. Развернулся вместе с оскаленным трупом, ощутив, как враг промахивается по мне, но, однако, попадает по мечу. Руке стало неожиданно легко: меч мой обломился у гарды. Пришлось перехватить кисть врага, одновременно нанося удар бесполезной теперь рукоятью ему в глаза. Сработало! Я вновь получил оружие, которым и пихнул вбок закрывшего лицо руками воина.

С первым же ударом я осознал, что таким мечом сражаться я не смогу: он был непривычно легок. В сочетание с тем, что рукоять была скользкая от крови, я понял, что могу потерять его в любой момент. Выход был один: снова пробиваться к Охвену.

Я воткнул чужой меч новому своему противнику в горло и разжал пальцы. Это было для них неожиданно, потому что, прыгнув в сторону, я становился безоружным. Я пнул стоящего ко мне спиной врага в зад так, что тот даже подлетел и обрушился наземь, как мешок с репой. Если бы у него не были такие тяжелые сапоги, то он, без всякого сомнения, улетел бы на Луну. Я прыгнул ему обеими коленями на спину, чтоб он не пытался больше подняться. Он это усвоил, предоставив мне во владение свой кинжал, вывалившийся из ножен. Кувырок с колен получился удачным: я даже успел подняться на ноги перед тем, как на меня уставилось перекошенное в ярости чужое лицо. Нет, это была морда. Звериная в своей ненависти, страшнее, чем у оборотня — тот хоть за пищу боролся. Я поднырнул под руку и воткнул кинжал, не заботясь, куда, как иголку в подушку: лишь бы не вывалилась. И тут я увидел Охвена.

Мой друг лежал на спине, неловко подогнув увечную ногу. Глаза его оставались открытыми, чуть сощуренными, но неба над собой он уже не видел. Грудь его была вся изрублена, но, скорее всего, уже после того, как он упал. Вокруг валялись, как пьяницы после последней бутылки, тела горцев. Я успел все это оценить уже после того, как нырнул на эти трупы, уходя от удара, который по случаю поймал другой коллега-нападавший. Я прокатился по обильно смазанным кровью туловищам, как медведь по камням ручья в погоне за семгой. Целью моей был Пламя. Благородный клинок до сих пор был в руках у Охвена и слава всем богам, что мне удалось разжать его пальцы, выхватив меч. Получилось, что старый викинг уже после смерти передал мне свое бесценное оружие.

Еще лежа я перевернулся на спину и поймал на зубцы Пламени удар сразу двух врагов. Радоваться было некогда, поэтому я сразу ударил одного из нападающих по ногам, меч другого в это время бессильно скользнул по моей голове. Безногий, падая, зацепился за своего брата-друга, умоляюще глядя на него, поэтому я успел одним прыжком с лопаток встать на ноги. И сразу же, ударить, используя энергию прыжка, по шее этого горца, отцепляющего от себя истекающего кровью калеку. Голова отделилась легко и улетела в оставшуюся толпу гнилым кочаном капусты.

Их осталось на ногах уже немного, человек пять. Мы стояли и смотрели друг на друга, тяжело дыша. И в их глазах я видел страх. А в своих глазах я не видел ничего, потому что не было под рукой зеркала. Но догадался, что враги в них видят свою смерть.