Станислав Романов - Больше, чем игра

— Да, Лабиринтом, — кивнул Копаев. — Не знаю только, то ли самое вы имеете в виду…

— То самое, будьте уверены, — сказал Климент Пряхин.

— Форма может быть различной, но суть от этого не меняется, — сказал Лаврентий Жребин.

Пряхин посмотрел на Жребина, Жребин посмотрел на пряхина, и оба они захохотали, словно кто-то из них только что отмочил очень смешную шутку. Они, кажется, действительно были весьма неплохо осведомлены о многих тайных вещах, но не спешили делиться своей осведомленностью с Копаевым.

— Если вы знаете, что такое Лабиринт, — проговорил Копаев с ноткой недовольства в голосе, — то может ответите мне, почему он забросил меня именно в этот город? Я не об этом его просил. Может, с Лабиринтом не все в порядке?

— С Лабиринтом всегда все в порядке, — посерьезнев, сказал Лаврентий Жребин. — Он, можно сказать, одно из воплощений самого Порядка.

— Да, с Лабиринтом никаких накладок быть не должно, — сказал Климент Пряхин. — Что вы от него хотели, то и получили.

— Но я не просил Лабиринт доставлять меня сюда, — возразил Копаев.

— Да? А куда же вы просили вас доставить? — спросил Лаврентий Жребин с неподдельным интересом.

Копаев помедлил, но все же ответил, понизив голос и как бы смущаясь признания:

— Я хотел, чтобы Лабиринт доставил меня во владения Хаоса.

— Ну, вот вы и получили, что хотели, — сказал Климент Пряхин.

— Это? — Копаев посмотрел с крыши вниз, на затопленную морем улицу, на разрушающийся город. — Не так я себе это представлял, совсем не так…

— И как же вы себе представляли Хаос? — полюбопытствовал Лаврентий Жребин.

— Н-ну… — Копаев задумался. — По-другому как-то, иначе… Он не мог выразить свое представление о Хаосе собственными словами. — Вот и в книгах Хаос совсем иначе описан…

— Книги бывают разные, — заметил Климент Пряхин. — Но если вы имеете в виду некоего Роджера Желязны, романами которого так увлечены многие из ваших знакомых, то знайте: он совсем другой мир описывал, и другой Хаос.

— Ага, — подтвердил Лаврентий Жребин. — Совсем-совсем другой. Не этот.

— Что же такое этот ваш Хаос? — спросил Копаев, нажимая на этот и ваш.

Жребин и Пряхин не ответили, только посмотрели друг на друга, и в этот раз им было не до смеха. Потом оба они обернулись и посмотрели в спину Антону Неизбежину. Тот словно почувствовал их взгляды и медленно повернулся лицом к Копаеву. Копаев отметил про себя, что был прав в своей догадке: Антон Неизбежин был похож на Лаврентия Жребина и Климента Пряхина, как третья капля воды.

— Во всех мифологиях существуют представления о Хаосе как о первичном океане, водной бездне или просто воде, — заговорил Антон Неизбежин усталым безразличным голосом старого профессора, много долгих лет пытавшегося донести искру знания до непросвещенных умов студентов-оболтусов. Копаеву вспомнился профессор Казаков, который преподавал в университете историю.

Антон Неизбежин, между тем, продолжал в прежней утомленно-превосходной манере:

— Например, в космогонических мифах Древнего Египта Хаос воплощался в образе первородного океана Нуна. Шумерская концепция Хаоса — заполненность всего пространства Мировым океаном, в недрах которого находится праматерь всего сущего Намму. Библейское понятие Хаоса — мировая бездна; правда, она вторична по времени и создана Богом и им же ограниченна: доселе дойдешь и не пройдешь, и здесь предел надменным волнам твоим; Всемирный же Потоп — это освобожденный Богом Хаос. В скандинавской мифологии Хаос — это пучина между темным миром на севере и огненной страной на юге. В Ведах Хаос — это неразличимая пучина…

У Копаева не было никакого желания выслушивать лекции по мифологии.

— Понял, понял, — сказал он, глядя поверх головы Антона Неизбежина на полузатопленную Северную Венецию. — Если вода и есть хаос, то вы в хаосе сидиете очень глубоко.

Антон Неизбежин ничего на этот выпад не ответил, только едва заметно пожал плечами, отвернулся и снова сел в прежней позе: к улице передом, к Копаеву, пардон, спиной. Лаврентий Жребин и Климент Пряхин смотрели на Копаева так, что ему стало не по себе. Никто не проронил ни слова, и молчание все сгущалось, тяжелело, словно грозовая туча…

Копаев ощутил легкий озноб, мимолетное леденящее касание между лопаток, передернул плечами и торопливо заговорил, стараясь разрядить обстановку:

— А не могли бы вы подсказать мне, как я могу вернуться обратно? Как говорится: в гостях хорошо, а дома лучше…