Станислав Романов - Больше, чем игра

Копаев, не прислушиваясь к давно знакомой песне, смотрел по сторонам.

Этот город умирал — медленно, так, что живущие здесь люди то ли не замечали этого, то ли уже привыкли. Трупы домов разлагались и осыпались в море, в мертвых пустых глазницах окон стоял полуденный мрак…

А гондольер, видать, попался опытный — он все рассчитал с точностью до секунды: как раз к тому моменту как голова старика покатилась на луг, и песня кончилась — гондола прибыла к причалу уже знакомого Копаеву здания морга.

— Прхль, — сказал гондольер.

Копаев только подивился, как гондольеру с его дикцией удается вполне прилично исполнять песни. Спросил же он о другом:

— Скажите, где здесь больница? Она ведь должна быть где-то рядом, так?

— Тм, н сссднь льц. — Гондольер махнул рукой налево. — Мжт, тд твзть?

— Нет-нет, благодарю вас, в больницу мне пока не надо, — ответил Копаев, довольный тем, что чуть больше узнал о географии данного места — может, еще и пригодится когда… Он поднялся со скамьи, достал из кармана деньги — на этот раз десятку — и подал гондольеру. — Вот, возьмите.

Гондольер посмотрел на деньги, потом посмотрел на Копаева, потом — снова на деньги. Кажется, Копаеву все-таки удалось его удивить. Гондольер вздохнул и покачал головой, но деньги все же взял. Копаев перешел с борта гондолы на шаткий причал морга. Гондольер быстро отчалил, ничего не сказав на прощание и не запев песни.

Копаев постоял на причале, пялясь на входные двери морга. Внутрь идти не хотелось, особенно после расплывчато-зловещих предупреждений Жребина и Пряхина. А ведь там, на крыше крематория, Копаев был полон решимости… Теперь же вся решимость куда-то подевалась, и даже меч в руках не особенно воодушевлял.

Копаев опустил глаза, посмотрел на изумруд в навершии рукояти, подставил камень солнцу — и по глазам ударил ярко-зеленый луч…

Не сомневаясь более, Копаев бесстрашно шагнул вперед, отворил массивную створку входной двери. Для того, чтобы войти внутрь, пришлось довольно высоко поднимать ноги над порогом — похоже, начался отлив. Теперь становилось понятным назначение сложного механизма, состоящего из поржавевших цепей, зубчатых колес и блоков, — он регулировал положение причального плота на поверхности воды.

В вестибюле никого не было; тележки-каталки все так же сиротливо стояли у стены без дела (или без тела?). Дверь из вестибюля в коридор, ведущий к лифту, Копаев открывал с опасливой осторожностью, ткнув в нее кончиком ножен. В коридоре, однако, тоже никого не было.

Хорошо же эти добренькие друзья из крематория нервы мне взвинтили, подумал Копаев, направляясь прямо к лифту. — Я теперь совсем как та пуганая ворона… Тем не менее настороженности своей Копаев решил не ослаблять — осторожность, пусть даже и избыточная, никого еще не убила.

Как Копаев оставил лифт наверху, так он тут и стоял. А может быть, лифт здесь оставил сам Протей, или Копфлос, или как там его еще зовут. Что же, если Протея нет внизу, то и бог с ним, можно будет провести обыск и без санкции прокурора.

Внизу, после субтропической жары на улице, было как в погребе — сумрачно и чересчур прохладно.

Протей был здесь, и не один. Когда Копаев, заложив руки за спину и скрывая от чужих глаз меч, вошел в саму прозекторскую, Протей, стоявший возле скорбного стола спиной ко входу, резко обернулся на звук открывшейся двери. Какую-то долю секунды у него было такое неописуемое выражение лица, что Копаев враз поверил словам Жребина и Пряхина про очень опасное существо. Но, узнав вошедшего, Протей мигом состроил улыбку, чересчур радушную по мнению Копаева, и сказал:

— А, это снова вы, Марк Анатольевич. Вот, познакомьтесь, это Лена. Елена Прекрасная.

Девушку с длинными светлыми волосами, которую Протей назвал Еленой Прекрасной, Копаев, пожалуй, согласился бы назвать красивой, если бы она не выглядела такой уставшей и измученной.

Морг — необычное место для знакомств, но Копфлос-Протей вел себя как радушный хозяин гостеприимного дома.

— Леночка, познакомься с Марком Анатольевичем Копаевым. Он тоже прибыл издалека.

Лена взглянула на Копаева без всякого интереса, мельком, и коротко кивнула, не сказав даже дежурного здрасте или оч-приятно.

— Лена только что вернулась из очень долгого путешествия, — проговорил Протей, как бы извиняясь за недостаток вежливости со стороны своей подопечной. — Она успешно выполнила одновесьма непростое и очень важное поручение…