Станислав Романов - Больше, чем игра

А Копаев зачем-то подмигнул Егору правым глазом. Егор предположил, что это какая-то военная хитрость, напрягся и приготовился отразить атаку. Копаев же, стремительно выхватив меч, повернулся влево и одним широким движением клинка полоснул Протея по шее. Егор видел выражение крайнего изумления, которые еще успели сформировать лицевые мышцы Протея, прежде чем его тело рухнуло ничком. Отрубленная голова отскочила и покатилась по полу, слегка подпрыгивая, словно свалившийся с овощного лотка кочан капусты; из обрубка шеи рекой лилась темная кровь.

Егор, закаленный зрелищем сэппуку, совершенным Ёсицунэ, на произошедший кровавый эпизод отреагировал относительно спокойно, блевать на пол не стал, только быстро отвернулся. Копаев же словно только тем и занимался, что всю жизнь чужие головы рубил — он взмахнул мечом, стряхивая с клинка капли крови, и вложил его в ножны. Хуже всех пришлось Лене: отрубленная голова Протея подкатилась прямо к ее ногам и уставилась на нее вытаращенными глазами. Заметив, что Лена медленно сползает по стене, и лицо ее белее мела, Егор рванулся к ней, бросив меч. Он едва успел подхватить девушку на руки уже возле самого пола. Лена была в глубоком обмороке.

— Егор? — позвал Копаев.

Егор, держа на руках Лену, осторожно повернулся.

— Что, Марк Анатольевич?

— Ты очень эффекто здесь нарисовался, — сказал Копаев. — Иожешь проделать это еще раз, только в обратную сторону?

— Могу, — сказал Егор. — Только…

Только вот нужно было держать Лену, держать эмберский козырь, и меч, конечно, никак невозможно было бросить. А еще Копаев…

Ну, Копаев, положим, и сам мог держаться за Егора. А меч? Но есть ведь футляр.

— Марк Анатольевич, — попросил Егор, — пожалуйста, возьмите мой чертежный футляр и уберите туда оба меча.

Копаев быстро исполнил просьбу и вопросительно посмотрел на Егора — что дальше?

— Теперь достаньте козырь из кармана моей рубашки… нет, не этот, другой. Да, дайте мне его в правую руку.

Поданную Копаевым карту с рисунком двора, находившегося где-то в ином мире, Егор зажал между пальцами. И он по-прежнему держал на руках Лену.

— Держитесь за меня, Марк Анатольевич, держитесь крепче.

Копаев вцепился в левую руку Егора чуть повыше локтя; пальцы у него были как клещи.

Егор вглядывался в карту и чувствовал, как она холодеет, студит кончики пальцев. Все было как раньше: рисунок — оживающий, расцветающий, разворачивающийся вширь и вглубь… И один короткий шаг, похожий на падение в бездну…

Егор стоял в тихом городском дворе, возле дома своего местного двойника, держал на руках Лену, так и не очнувшуюся от обморока; Копаев за его левым плечом шумно выдохнул и ослабил хватку.

Про себя Егор отметил одну странность: он уходил отсюда вечером, пробыл в другом мире всего несколько минут, а вернувшись, увидел, что здесь уже снова утро. Утро следующего дня.

Егор-хозяин и Копаев сидели на кухне вдвоем и пили только что сваренный хозяином кофе. Даже после почти получасовых водных процедур в ванной Егор-хозяин выглядел хмурым и невыспавшимся. Он и был хмурым и невыспавшимся; накануне он просидел за компьютером до глубокой ночи, лег поздно, а внезапно нагрянувшие гости выдернули его из постели ни свет ни заря.

— А я вас знаю, — вдруг сообщил Егор-хозяин Копаеву. — Я вас видел однажды вместе с Ворониным.

— Это был не я, — сказал Копаев. Другой Егор уже успел объяснить, что хозяин квартиры отнюдь не доводится ему братом-близнецом, и что они, вообще, пока не дома, а так сказать, на полпути.

— Так вы тоже пришелец из параллельного мира? — спросил Егор-хозяин.

Копаев устало усмехнулся и кивнул:

— Тоже.

— У вас одежда кровью запачкана, — со старательным безразличием заметил Егор-хозяин.

— Это не моя кровь, — сказал Копаев с безразличием неподдельным.

— Чья же?

— Одного зловещего упрямца.

На кухню вошел Егор-гость; привычно, как у себя дома, достал из стенного шкафчика большую кружку, налил себе кофе, сел за стол и принялся сооружать сложный бутерброд из хлеба, масла и сыра.

— Ну, как она? — поинтересовался Егор-хозяин.

— Плохо. — Егор-гость поморщился. — Не разговаривает, не шевелится, смотрит в одну точку. Посадишь — сидит, положишь — лежит. Словно кукла какая-то.

— Кататонический ступор, — констатировал Егор-хозяин со знанием дела. — Не стоило ее нашатырем в чувство приводить.

— Стоило, не стоило — откуда знать? — раздраженно сказал Егор-гость. — Хотели как лучше.