Станислав Романов - Больше, чем игра

— Что, мало? — спросил Копаев и снова полез в карман.

— Иди уж, — так же грустно, как и смотрел, сказал гондольер и махнул рукой.

Копаев недоуменно пожал плечами, спрятал деньги обратно в карман и перепрыгнул из гондолы на причал крематория. Гондольер оттолкнулся веслом от причала и погреб прочь, немедленно затянув баркаролу — опять-таки по-английски:

Копаев проводил гондолу взглядом, пока она не скрылась за углом, затем зашел в крематорий.

Сперва ему показалось, что внутри мрачно, как в склепе, но только показалось — просто снаружи Копаев нахватался солнечных зайчиков, и глазам требовалось некоторое время для адаптации. Солнечного света из узких окон было вполне достаточно, здесь никто и не думал закрашивать стекла масляной краской. Большой холл, на пороге которого стоял Копаев, напомнил ему аудиторию в университете: длинные ряды деревянных скамеек со спинками, возвышение и кафедра в конце зала; для полного сходства не хватало лишь черной классной доски. Слева отвхода была полуоткрытая дверь, а за дверью — уводящая наверх лестница.

Копаев не стал задерживаться ни на втором, ни на третьем этаже, а сразу поднялся на крышу. Вся плоская поверхность ерыши была засыпана ровным слоем мелкого гравия, горячий воздух над ним дрожал и переливался, как в пустыне. Копаев, похрустывая гравием и ощущая жар раскаленных солнцем камешков даже сквозь подошвы ботинок, приблизился к троице, вольно расположившейся на краю крыши. Вблизи двое оказались одинаковыми на лицо чернобородыми мужиками средних лет и без особых примет. Третий же не обернулся, но Копаев был уверен, что и тот похож на этих двух.

Неужели им не жарко во всем черном? — подумал Копаев, разглядывая удивительную троицу. Сам он был мокрый как мышь.

— Э-э, здравствуйте, — нерешительно сказал Копаев. Отчего-то он чувствовал робость, такое случалось с ним крайне редко, да почти никогда.

— Ну, здравствуй, здравствуй, — промолвил один бородач.

— Привет, — сказал другой.

Третий промолчал, не обернулся и теперь.

— Видите ли, какое дело, — проговорил Копаев, переминаясь с ноги на ногу, — я впервые попал в ваш город и хотел бы поподробнее ознакомиться с этим местом. Когда я поинтересовался у гондольера к кому можно обратиться с вопросами, он привез меня сюда…

— Ну да, — кивнул первый бородач, — гондольеры, они понятие имеют.

— Слушай, Лаврентий, — перебил его второй, — я чего-то в толк не возьму: кто это такой?

— Ну как же, — ответил бородач с необычным именем Лаврентий. — Это — Копаев Марк Анатольевич, одна тысяча девятьсот шестьдесят первого года рождения…

— Марк Анатольевич? — переспросил второй бородач вроде бы даже с подозрением.

— Да нет, он не местный, — сказал Лаврентий.

— Сам вижу. Не пойму вот только, как он сюда попал? Протей, что ли, опять начудил?

— Может, Протей. А может, Лабиринт.

Копаев решил напомнить о себе:

— Извините, что я вас перебиваю, но не могли бы вы все-таки хоть что-нибудь мне объяснить?

— Могли бы, могли бы, — проворчал Лаврентий.

— Спрашивайте, — разрешил второй бородач, имени которого Копаев до сих пор не знал.

— Прежде всего, откуда вам известны мое имя и год рождения?

— Ну как же, — сказал Лаврентий. — Это прямая наша обязанность — знать всех живущих.

Нельзя сказать, что Копаева такое объяснение вполне удовлетворило, но пока он решил ограничиться тем, что ему соизволили ответить.

— Раз уж мое имя вам известно, то не могли бы вы и сами представиться? — попросил Копаев.

— А мы разве не представились? — удивился Лаврентий.

Копаев отрицательно покачал головой.

— Нет, не представились.

— Мы что, в самом деле не представились? — спросил Лаврентий у своего бородатого коллеги. Тот подтвердил слова Копаева.

— Ну извините, гражданин начальник, сейчас исправимся. Меня, значит, зовут Лаврентий Жребин. Это вот, — Лаврентий Жребин указал на второго бородача, — это Климент Пряхин. А там, — Жребин ткнул пальцем себе за спину, — Антон Неизбежин.

Ненормальные какие-то имена, — смятенно подумал Копаев. — У нормальных людей таких имен не бывает.

— Теперь, как у доброго знакомого, позвольте поинтересоваться. — Нить беседы перехватил Климент Пряхин. — Скажите, вас Протей сюда затащил?

— Какой еще Протей? — сказал Копаев, недоумевая. — Не знаю я никакого Протея.

— Значит, вы воспользовались Лабиринтом, — заключил Лаврентий Жребин.