Любовь Романова - Дети пустоты. Пройти по краю

Сорви Марат с себя балахон и исполни голышом танец маленьких лебедей, он не сумел бы удивить собравшихся сильнее. Одной короткой фразой крылан дважды нарушил протокол. Во-первых, ответил на приветствие вместо главы Большого Совета. Во-вторых, назвал Привратника человеком.

Впрочем, одно нарушение Марату можно было простить. Глава Большого Совета Людей ветра отсутствовал. Осведомители давно донесли Кудаю, а тот Кириллу, что Родион, главный среди крыланов, поговаривает об отставке. Последние лет пять его больше интересовал ремонт старинных часовых механизмов, чем политика. Вероятно, грядущая война с человечеством только усилила желание часовщика-любителя сложить с себя неприятные обязанности.

Со вторым нарушением дела обстояли куда серьезнее. Много сотен лет кряду привратники были той силой, что берегла Край от межрасовых войн. Хранители ключей могли сколько угодно держать двери Конклава закрытыми, пока его участники не сумеют разрешить все разногласия миром. Или не умрут от жажды и голода – в дубль-пространстве не было ни пищи, ни воды.

Историки Края рассказывали, что однажды призрачная площадь Сан-Марко не выпускала руководителей фратрий целых четыре дня. Целителям пришлось здорово попотеть, чтобы потом поставить бедолаг на ноги.

Иными словами, если бы не Привратники, кто знает, как сложилась бы судьба четырех рас. Да и мира в целом. Когда одна из армий может запросто мумифицировать половину живых существ на планете, а другая – организовать ураган, рядом с которым все ненастья последних столетий покажутся легким бризом, война – слишком рискованное удовольствие. Поэтому каждый раз, произнося слова традиционного приветствия, главы фратрий благодарили Привратника. Благодарили за мудрость, за смелость, за справедливость. Не сделать этого – было все равно, что плюнуть в лицо человека, много раз вытаскивавшего тебя из беды. А уж не сделать, заодно подчеркнув его принадлежность к расе обычных людей – тянуло едва ли не на преступление.

Тихий шепоток, до последнего момента бродивший по трибунам, немедленно смолк. Участники Конклава затихли, ожидая реакции Герберта. Но тот не спешил возмущаться. Привратник едва заметно улыбнулся бескровными губами и повернулся к Мороку.

Кирилл вместе с Севером и Никой сидел в небольшом, отгороженном специально для СКК, закутке. Он находился на уровне самого нижнего ряда скамеек, между трибунами кошек и крысюков, аккурат за спинкой роскошного антикварного кресла, предназначенного для Привратника.

– Я приветствую тебя, наблюдатель! – проскрипел Герберт. – Надеюсь, ты, как представитель обычных людей, не станешь забывать о главном – мир дороже власти. Мир дороже гордости. Мир дороже твоих, и уж тем более, моих амбиций. Мир, Кирилл, это цена, за которую нельзя ничего купить. Так она высока.

В абсолютной тишине старик не спеша подошел к своему креслу, поставил трость, прислонив ее набалдашником к резному подлокотнику, и сел. Даже неопытному Чухоню и тому было понятно: последние слова Привратника предназначались не Мороку, а Марату. Так мудрый Герберт смог сказать крылану то, что думал, и при этом не дал ему раньше времени повода для открытого конфликта.

Расправив складки своего балахона, Герберт продолжил, теперь уже обращаясь ко всем присутствующим.

– Конклав начат, – сказал он надтреснутым голосом. – С этого мгновения никто не сможет войти на площадь Сан-Марко, и никто не сможет ее покинуть. Пока каждый из присутствующих здесь не возжелает мира так же сильно, как и я. Или пока я остаюсь Привратником Края.

– Скорее второе, – выкрикнул Марат.

Но Герберт сделал вид, что не услышал его.

Бледные лица, резкие голоса, полоска вытоптанной травы вдоль края пропасти, частокол еловых макушек на фоне голубого неба, перекличка утренних птиц… Женьке на мгновение показалось, что от всего этого ее отделяет толстое стекло. Словно кто-то невидимый опустил сверху гигантский стакан. И теперь она, как застигнутая врасплох муха, смотрит на мир сквозь его толстые стенки.

Спасенные воспитанники «Синих камней» хватали Женьку за руки и о чем-то наперебой расспрашивали, но она только молча улыбалась в ответ – на разговоры не осталось сил. Семь часов в роли Леонида Озерова дались не просто. Да что там! Это были семь часов тихого ада. Только в отличие от проживающих в нем грешников Женька не имела права закричать. Ей приходилось контролировать каждое слово, каждое движение, каждую мысль – лишь бы бойцы спецназа не заподозрили в тучном начальнике тринадцатилетнюю девчонку.