Любовь Романова: Дети пустоты. Пройти по краю

Франция, Париж, 2 июня

– Мы нашли их.

Эти слова прокатились под сводами узкого коридора и достигли ушей старшего детектива уголовной полиции Парижа Валери Жирард. Она почувствовала, как немеют пальцы рук – верный признак беды. Сотрудница La Crime протиснулась мимо полицейских и оказалась на пороге темного зала. По блестящим от слизи стенам и белесой воде, затопившей на локоть эту часть парижских катакомб, метались голубые лучи фонарей. Пахло мокрой известью, плесенью и скисшим молоком.

– Живы? – спросила Валери со сдержанной надеждой.

Никто не ответил. Полицейские молчали, потрясенные картиной, на мгновение выхваченной из темноты светом фонарей. Молодой диггер, проводник поисковой экспедиции сидел на корточках, сжав виски руками, и тихо выл…

История, которая заставила стражей порядка отправиться под землю, началась две недели назад. Почти одновременно в районные отделения парижской префектуры поступили заявления о пропаже шести катафилов. Так себя называли помешанные на катакомбах исследователи средневековых каменоломен, что пронизывали, точно нити грибниц, подземелье Парижа. Катафилы искали новые коридоры, наносили их на карты и водили по заброшенным тоннелям падких до городской мистики туристов.

Исчезновения любителей каменоломен связали между собой не сразу. Только когда из катакомб не вернулись две экскурсионные группы, стало ясно: пора говорить о серийном похищении людей. Первая группа состояла из девяти французских подростков, вторая – из тринадцати взрослых иностранцев. Всего полиция зарегистрировала пропажу двадцати восьми человек.

Утаить в мешке шило, больше смахивающее на ревущую электродрель, оказалось невозможным. Телеканалы и радиостанции, газеты и новостные интернет-порталы всего мира вцепились в криминальную полицию Парижа бульдожьей хваткой. Журналисты требовали отыскать пропавших туристов. Или хотя бы объяснить, что за неведомая сила в недрах мировой столицы моды заставила бесследно исчезнуть три десятка человек. И вот теперь, спустя чуть меньше недели, La Crime нашла их.

– Дай фонарь! – потребовала Валери, обращаясь к диггеру. Как только луч холодного света коснулся неподвижных фигур у дальней стены зала, руки старшего детектива задрожали. – Господи Иисусе! Они все здесь…

Испания, деревня Сан-Хуареса,2 июня

Хорхе Родригес Фернандес, владелец небольшой лошадиной фермы, опаздывал на венчание двоюродной племянницы. Его задержал ветеринар. Он приехал осмотреть захромавшую кобылу и целую вечность жаловался Хорхе на свою вредную супругу. Тот скрипел зубами, но слушал. Врач был лучшим специалистом по лошадям на сто миль окрест, поэтому посылать его к чертовой бабушке не хотелось. В результате Хорхе пришлось лететь, как укушенному, в деревню Сан-Хуарес, где юная Барбара собиралась стать женой какого-то пижона из Мадрида.

Пыльный «Рено Кенгу» подпрыгивал на ухабах дороги цвета подпорченного апельсина. Вокруг лежал типичный для юга Испании пейзаж: желтая земля, коричневые горы на горизонте и темно-зеленые плантации оливы. Низенькие деревца больше походили на чахлый кустарник, но Хорхе не с чем было сравнивать. Ни разу в жизни он не покидал пределов родной Испании.

Деревушка встретила фермера неприятной тишиной. На церковной площади он не увидел ни одной живой души. Неужели этому болтуну Филипе – отцу Барбары и двоюродному брату Хорхе – удалось затащить на свадьбу дочери весь Сан-Хуарес? Внутри церкви оказалось еще тише, чем снаружи. На скамьях чинно сидел народ и молчал. Ни священника, ни молодоженов видно не было.

Среди ближайшего ряда затылков Хорхе разглядел знакомую кепку цвета хаки и выбивавшиеся из-под нее рыжеватые кудряшки. Они украшали продолговатую, словно гусиное яйцо, голову соседа по ферме Хуана Гомеса, владельца ста пятидесяти акров цитрусовых плантаций. Стараясь издавать как можно меньше шума, Хорхе подкрался к нему и вежливо тронул за плечо.

Плечо под клетчатой рубахой показалось слишком худым. И твердым. А еще оно как будто крошилось. Разве может человек крошится?

– Эй, что тут…

Во рту у фермера внезапно пересохло.

Он увидел лицо своего соседа.

Серо-коричневая маска, припорошенная бурой пылью. Дырки вместо глаз, под ними курносый обрубок. Сморщенные губы открывали знакомый Хорхе золотой зуб. Сосед вставил его после того, как укусил край пивной кружки, празднуя рождение третьей дочери. Теперь же на месте Гомеса сидела мумия.