Роман Мережук - Солнценосец

- Истинно так, - смиренно закончила архиалланеса Стэфания. На этом, собственно, ее роль в ежегодном ритуале завершилась.

Разделенная на мужскую и женскую половины, церковь не знала ни бунтов, ни внутренних интриг. Гэллиоты стали советниками королей, получили наделы в Святых Землях, следили за хозяйством и пополняли казну. Дети же Алланы - матери-настоятельницы и алланесы занимались благотворительностью, проповедями, образованием и другими менее важными для церкви делами вроде составления карт и ведения летописей.

Алтарь на площади озарился внутренним светом. К обступившим его людям потянулись призрачные до поры щупальца с разверстыми пастями на месте присосок. Народ охнул и разом отшатнулся. В разных местах раздался детский плач.

С каждым годом врата открываются все раньше, подумал Иноккий. Многие гэллиоты видят в этом плохой знак. Если бы они знали, как все худо на самом деле, меня бы давно подвергли анафеме и казнили на этом самом алтаре. Когда-нибудь, да не допустят этого боги, мы не сможем больше это сдерживать.

Архигэллиот всем своим существом не хотел оставаться главой церкви, когда неизбежное все же произойдет.

Он невольно поежился и продолжил:

- Но жив еще Зарок, и жива скверна, исходящая от него. Этому подтверждение ужасная дыра, червоточина в нашем мире, что открывается в День Покаяния в Солнцеграде. Врата эти освобождают детей ночи, создания ужасные и противные богам. И только покаяние истинно верующего может закрыть их. Есть ли здесь такие?

Многие голоса утвердительно закричали о своей готовности принести покаяние за всех людей.

- Выйдите вперед, достойные дети церкви, - сказал Иноккий.

Служители церкви быстро отобрали несколько самых рьяных людей и подвели их к балкону.

- Назовитесь, дети мои.

- Кастор Клэйм, ваше святейшество.

- Мария Тэсс.

- Канесса Вэй.

- Теод, так же прозванный Мирным...

- Теод Мирный, твоя жертва угодна Гэллосу. Мужайся, сын мой, да осветится над тобой солнце, - воскликнул Иноккий. Толпа подхватила имя, угодное богу, и вознесла молитву будущему великомученику.

Кастор вызывал у архигэллиота неприятные ассоциации с кастрацией, к Канессе никак не вязалась приставка "святая", ну а одну Марию уже сделали великомученицей в прошлом году. Иноккий позволил тени скорби накрыть свое лицо и продолжил:

- От имени главы церкви, наместника богов на земле, Иноккия Третьего объявляю тебя великомучеником и назначаю Псом Господа.

Временному Псу Господнему дали церемониальный кинжал. Мужчина осторожно принял его и поклонился.

По окончании церемониальной фразы Шэддоу выступил вперед. Иноккий не знал в точности, как это удается белым инквизиторам, да и не хотел знать. С него было достаточно осознания того, что за подобный дар расплатится большинство адептов присутствующего здесь ордена Псов Господа, чьи магические возможности полностью исчерпаются и им придется не один месяц искать Места Силы, чтобы восполнить потерянную энергию. Слава богам, в Святых Землях их довольно много.

Теод преклонил колени перед стоящим на балконе Солнцеликим, его губы беззвучно шевелились - доброволец шептал молитву Гэллосу.

Тем временем червоточина росла в размерах, призрачные жгуты стали толще, их концы прощупывали слабину в стенах замка, пытались оплести вычурный пятиярусный фонтан - творение гения Фиосетто. Свитая из мерзких червей паутина оплела алтарь, поглотив его своей массой.

Ну, давай увалень, делай свое дело, а я совершу свое, прикусив губу, думал Иноккий. Нельзя было допустить ни малейшей оплошности - его предшественника не причислили к лику святых после смерти, а все потому, что выбранный им великомученик не смог выполнить свой долг в самый последний момент. Врата, конечно, закрыли, но в тот день многие из верующих не вернулись к своим семьям.

Он ненавидел псалмы - их позволено было петь только кастрированным мальчикам из церковного хора. Когда-то давно мать отдала своего среднего сына в лоно церкви. Он пел так хорошо, что казалось, будто сама Аллана вот-вот спустится на землю и задерет перед ним юбку. Конечно, святые отцы захотели сохранить голос мальчика, уберечь его от огрубения, вызванного взрослением.

До сих пор он вскакивал по ночам, увидев во сне приближающийся серповидный нож, а проснувшись, еще долго принюхивался, так как был уверен, что в воздухе витает едва ощутимый запах горелой плоти.

"Мы сделаем все быстро - отрежем греховную плоть и прижжем рану", сказал ему тогда монах. "Поверь, еще никто из созданных мною хористов не жаловался. Запоешь соловьем".