Андрей Посняков - Сын ярла

— Не сейчас, Ингви. — Сын Сигурда покачал головой. — А гораздо раньше. И не одного врага, а целых двух — не забывай о старшем Альвсене, Скьольде.

— Да… — протянул оказавшийся рядом Снорри. — Эти братья — опасные люди, не хотел бы я иметь их врагами. — Он невесело усмехнулся, а потом вдруг схватил Хельги за руку: — Не расстраивайся, помни, уж я-то всегда буду на твоей стороне!

Ингви Рыжий Червь еле сдержался, чтобы не захохотать в голос. Хельги укоризненно посмотрел на него, потом обернулся к Снорри.

— И ты, Снорри, сын Харальда, сына Хакона, всегда будешь желанным воином в моей дружине, — серьезно промолвил он. — И мы будем всегда сражаться вместе, плечом к плечу!

— Вместе. Плечом к плечу, — зачарованно повторил Снорри. В серых глазах его предательски блеснули слезы. Надо же — самый уважаемый для него человек — Хельги, сын Сигурда, — предлагает ему, малышу Снорри, встать под свое боевое знамя, и надо же, Хельги, оказывается, знает его родичей.

— Вас двоих в дружине не маловато ли будет? — обернувшись, осведомился Ингви. — А то и я бы тоже к тебе пошел, Хельги, и толстый Харальд тоже, коли уж ты начал набирать воинов.

— Вы с Харальдом — мои друзья, — просто ответил Хельги и улыбнулся. Хорошую идею, сам не осознавая того, подсказал ему Снорри: почему бы не начать собирать дружину уже сейчас?

Ласково светило солнце, разбегаясь над водопадом разноцветными брызгами радуги, громко кричали чайки, дрались на камнях из-за рыбьих внутренностей, шипели на вырывающих добычу котов, белых, с рыжими пятнами. Снорри подозвал одного, почесал за ушами, — кот замурлыкал, подняв толстый хвост, потерся боком об ноги мальчика.

Хельги чуть поотстал от друзей, свернул к камням, к густым кустам вереска. Шел нарочито медленно, знал — кому надо, заметит…

Уселся на плоский камень, прислушался, услыхав звук чьих-то легких шагов. Чьих-то?

— Сельма! — Вскочив, Хельги схватил девушку за руки. — Ты сегодня такая красивая!

— Только сегодня?

— Ну нет… и вообще…

Сельма рассмеялась.

— Жаль, что ты не можешь остаться, — вздохнул Хельги.

— Отец велел возвратиться к вечеру, — грустно улыбнулась Сельма. — Да и разве могли бы мы с тобой вместе гулять здесь, на виду у всего Бильрест-фьорда?

Ничего не ответил Хельги, только кивнул. Права была Сельма, абсолютно права. Даже провожать ее до лодки — и то не должен был Хельги. Даже то, что они сидели сейчас вместе на камне, — и то было чревато последствиями, такие времена были, такие обычаи.

— Ну, мне пора, Хельги. — Сельма поднялась на ноги. — Прощай.

Прощай, — прошептал Хельги. Потом не выдержал, у самых кустов нагнал девчонку, обнял, поцеловал…

— Хватит, хватит… — слабо сопротивлялась та. — Вдруг увидит кто?

Она побежала к лодке — легкая, словно воздушная, в развевающемся на ветру сарафане.

— Сельма… — глядя ей вслед, еле слышно шептал Хельги. — Любимая…

Май 856 г. Бильрест-фьорд

Устье Бильрест-фьорда закрывали два скалистых острова, торчавшие словно клыки в пасти волка: угрожающе, надменно, незыблемо. Огромные волны — светловато-зеленые, темно-голубые, палевые, — гонимые ветром, налетали на острова, рассыпаясь белыми шипучими брызгами, терзая непокорную сушу шершавыми языками. Одна за другой волны — дочери морского великана Эгира — шли напролом, подтачивая, казалось бы, нерушимые скалы, время от времени со страшным грохотом обрушивающиеся в пучину. Горе тому кораблю, чей кормчий не знал фарватера! Не одна ладья нашла свой последний приют на острых обломках скал, скрытых от глаз коварным прибоем. Оба островка, названные в честь морских дев: Раун — Всплеск и Дребна — Бурун, — были необитаемы, и даже сами жители Радужного ручья посещали их не так уж и часто, хоть и хватало на тамошних скалах птичьих гнезд, полных вкусных яиц, да только добраться до островов было не просто. Впрочем, находились иногда смельчаки, особенно из молодежи.

Стояло ясное майское утро, довольно позднее, туман уже почти исчез, оставив последние парящиеся языки лишь в глубокой тени скал. В прозрачной воде фьорда, скрытой скалистыми берегами от порывов ветра и волн, серебрились косяки рыб, над самой поверхностью волн с криком носились чайки, серовато-белые, толстые, наглые. Одна такая, набравшись смелости, спикировала на небольшую рыбачью лодку и, ухватив с кормы немаленькую треску, натужно поднялась в небо.