Джоэл Розенберг - Серебряная корона

Но если война не прекратится — Гильдия победит. Холты и бимцы станут с удовольствием торговать друг другом. Вот это-то и надо прекращать.

Но я просто не знаю, как остановить войну.

Карл покачал головой. Как хорошо было с Чаком: всегда был под рукой собеседник. Давным-давно Чак пришел к мысли, что погибнет в бою, и принимал этот исход почти с радостью. А может — и не почти.

И как ты думаешь останавливать войну?

Не знаю. Но с каких пор незнание освобождает от ответственности?

— Аве, Цезарь: идущие на смерть… — раздался в отдалении голос Уолтера Словотского.

Карл встал.

— …собираются прихватить с собой добрую кучу ублюдков, — отозвался он.

— Это не отзыв.

— Сойдет и это. Когда ты вернулся?

— Пару минут назад. Валеран сказал: ты оставил приказ, чтобы я, как только прибуду, доложился тебе. Я докладываюсь.

— Как оно там?

Уолтер потер усталые глаза.

— Слушай, Карл, я провел четыре ночи в седле, добираясь до Фурнаэля, бессонную ночь в разведке там и еще четыре ночи в седле, возвращаясь. Может отчет подождать до утра. Мне надо хоть немного поспать. Всему свой черед…

— Что ты сказал?

— Я спросил, может ли подождать отчет.

Нет, не это. Потом.

Словотский наморщил лоб.

— Что всему свой черед?

— Всему свой черед, — повторил Карл. — Уолтер, ты гений.

— Чего? Не понял.

— Не важно. — Карл тряхнул головой. — Не бери в голову.

Всему свой черед. Сначала мы спасем Фурнаэльский замок, потом уничтожим Армина и его команду, а уж потом остановим войну — как-нибудь, черт побери, как-нибудь.

— Это мои дела. Иди поспи. Поговорим утром.

— Есть.

Словотский, запинаясь, побрел прочь. Карл снова лег.

Всему свой черед, сказал он себе.

И тут же уснул.

— Карл, — позвал Уолтер с вершины пологого холма, — поднимись сюда.

— Неприятности?

— Нет, но все равно — поднимись.

Карл отдал ружье Энраду.

— Пусть потренируются — только холостыми.

Юноша с мрачным видом кивнул. Энрад был учеником Энди-Энди, предполагалось, что он должен изучать магию, а не обучаться основам ружейного боя.

Не повезло ему. Карл пошел вверх по склону, остановившись на минутку переброситься парой слов с Эреком — тот соревновался в беге с Валераном и его воинами.

— Как дела?

Юноша улыбнулся:

— Отлично. Валеран почти такой же быстрый, как я. А Халвин так даже чуток побыстрее.

— Молодцы. Так держать. — И Карл припустил рысцой.

Стоящий на вершине Словотский просто сиял.

— А дела-то, похоже, идут на лад, — встретил он Карла. — Взгляни-ка сам.

Вдали, по дороге, мчался отряд из двухсот всадников. Мчался к ним. Однако то не были бимцы; даже на таком расстоянии Карл видел, что вооружены они ружьями. Он прищурился: человек во главе колонны был прямо-таки красноволос.

— Авенир! — Карл повернулся к Словотскому. — Но как…

— Понятия не имею. — Словотский пожал плечами. — Это наверняка не я.

— Может, Эллегон? Когда ты встречался с ним под Энкиаром…

— Я просто передал твои распоряжения, Карл. Насколько я знаю, дракон намеревался сразу отправиться домой, собрать припасы и народ, какой ты велел, и лететь сюда. Если у него и было на уме что-то еще — он держал это в тайне.

— Ладно, скоро мы это выясним.

Авенир заметил Карла и помахал, потом, знаком велев Франдреду, своему заместителю, приказать отряду спешиться, погнал своего чалого вверх по склону и осадил его прямо перед Карлом.

Конь задыхался; Авенир тяжело соскочил с седла и на мгновение замер, прижав огромные руки к бедрам. Природой Авениру было назначено вырасти великаном, но что-то у нее не заладилось: хотя руки, ноги и черты лица нипха были крупней, чем даже у Карла, сам Авенир был ниже его чуть ли не на целую голову.

— Хорошо выглядишь, Карл Куллинан, — сказал он, отворачиваясь проверить кожаные ремни, которыми крепилась к седлу его секира. Авенир — единственный из знакомых Карлу людей — предпочитал секиру мечу. Боевые топоры обычно бывали оружием гномов.

— Слыхал я, — раскатисто пробасил Авенир, — что тебе пригодилась бы помощь. — Он пробежал толстыми пальцами по грязной рыжей гриве. — Надеюсь, ты не против. Нам просто оказалось… по пути.

Судя по тому, как выглядели и он сам, и его люди, верилось в это с трудом. Все они были пропылены, покрыты глубоко въевшейся дорожной грязью — а такое бывает лишь после долгой и быстрой скачки.