Лев Рыжков - Золотарь

Кристоф выхватил у Гейнца ружье, направил его ствол в окно, дрожащей рукой навел мушку на голову мерзкой гадины-дворецкого. Тот словно бы чувствовал, что в него целятся: якобы затем, чтобы помочь Веронике взойти на крыльцо, он обежал ее, прикрылся ею от выстрела.

– Дай-ка мне попробовать, – сказал Михаэль. – Думаю, у меня получится подстрелить этого головастика.

– Убей его! Убей его, Михаэль! – хрипло рычал Кристоф, пока егерь целился. – Я тебя озолочу! Отдам все сокровища замка. Только подстрели, прикончи эту тварь!

Степенно и деревянно из экипажа выходил граф. Кучер, спускаясь с облучка, отряхивал с полей шляпы дождевую воду.

Михаэль выстрелил. Голова лемура неестественно дернулась, тело его грузно обрушилось в пузырящуюся грязь. Вероника закричала, отбегая от убитого. Граф застыл, неподвижный, как резьба по дереву.

– Вероника! Беги! – сипел Кристоф сорванной глоткой.

– Беги, беги, Вероника! – кричали все защитники арсенала.

Вероника уже что-то поняла. Она метнулась к экипажу. Но было поздно. Отовсюду – из всех щелей, дыр, потаенных мест, из всех ям, из заросшего ряскою рва, из канав, из-за деревьев – появлялись лемуры. Несколько десятков тварей бросились на лошадей, на кучера, опрокинули экипаж. В горло графа впились кривые, острые как бритвы зубы крылатой ящерицы. Голова отставного полковника неестественно запрокинулась. Из горла напористо, как фонтанная струя, хлестала кровь. Вероника исчезла.

А когда кровавая драма за окном уже завершилась смертью всех ее участников-людей, когда свежие потоки красной крови успели обагрить воду всех луж замкового двора, все услышали голос, голос до омерзения знакомый, скрипучий, тяжелый, медленный голос. Голос, от которого хотелось умереть:

– А теперь, гаденыш, послушай меня. Твоя потаскушка у меня. Она симпатичная. Она мне нравится. Ты ведь не будешь возражать, если мы с ней всего лишь немножко поцелуемся? А может, ты мне по старой дружбе уступишь право первой брачной ночи? А?…

– Я убью его! – прорычал Кристоф. – Я убью, убью, убью эту мразь, убью, чего бы это мне ни стоило!

– Послушай, щенок! – продолжал золотарь. – Ты ведь помнишь то место, где мы с тобою впервые повстречались. Если хочешь увидеть свою девку, приходи, приводи с собой своих дружков. Мы устроим знатную вечеринку. А потом сыграем вашу свадьбу. Помнишь, недавно я обещал сохранить тебе жизнь? Это обещание все еще в силе. А ей – ей мы тоже отрубим руки и ноги. А медовый месяц вы проведете вдвоем, в том самом подземелье, где ты меня нашел. Только знаешь, гаденыш, не следовало тебе меня сердить. Вы имели глупость убить многих моих слуг. Этого я не прощаю. За это мы отрежем тебе еще одну, очень важную для супружеской жизни, штучку. Ха-ха-ха! Клянусь небесами! Более занятной свадьбы свет не видывал!

Со всей силой отчаяния Кристоф ударился головой о стену. Боли он совсем не почувствовал.

Победа обернулась крахом.

Кристоф обернулся к своим товарищам. Он был бледен, настолько бледен, что лицо его даже светилось в темноте. Бледность проглядывала сквозь всю налипшую за день кровь и грязь. И, как розовая прожилка в цельной плите мрамора, струйка свежей крови из прокушенной от безнадежности и отчаяния губы.

– Друзья мои, верные мои товарищи! – тихо обратился Кристоф к притихшим защитникам арсенала. – Все вы были храбры и бесстрашны, и мы хорошо проучили врага. Вы храбрые воины и прекрасные люди. Видит Бог: мне не хочется расставаться с вами, но еще больше не хочется мне звать вас с собою туда, куда я собираюсь– на верную смерть. Я ухожу, друзья мои. Ухожу и хочу попрощаться с вами. Прощайте, Михаэль, Гейнц, Клаус. Помните, был такой Кристоф Клотцель – посредственный охотник и совсем никудышный феодал. Прощай и ты, Шульц. Ты не должен был умирать. И вы, маэстро, прощайте. Все, что вы предсказывали, сбылось. Но кто же мог знать, что все так плохо кончится? Я благодарен вам, дорогой маэстро, за то, что вы открыли глаза мне, всем нам на то, что здесь, в этом трижды проклятом замке, на самом деле происходит. И еще одно. Если кто-нибудь из вас все же останется в живых, пусть отыщет в Нюрнберге студента Леопольда Лириха и расскажет ему о том, как погиб его друг Кристоф. Пусть как-нибудь в разгаре пьяного кутежа дружище Леопольд вспомнит обо мне, и пусть на минутку, всего лишь на минутку, пусть ему взгрустнется. – Произнеся это, Кристоф, не оглядываясь, направился к выходу.

– Постой, Кристоф, постой! – крикнул ему вдогонку Михаэль.