Лев Рыжков - Золотарь

Медленно и неуклюже подбирался маэстро Корпус-кулус к дерущимся, подходил к ним, примеривался и, досадливо покачав головой, заходил с другой стороны.

– Маэстро! Помогите же, помогите! – кричал Кристоф, чувствуя, как пальцы «Кушать подано» вновь нащупывают его горло, сжимают кадык.

Нога болвана в резком движении врезалась маэстро под дых. Легонький, как листик, старичок отлетел к стене и студенисто растекся телом по каменной кладке.

Убийца на секунду отвлекся от Кристофа. Всего лишь какое-то мгновение отделяло юного барона от смерти. Однако он уже не боялся быть убитым, он стал хладнокровен и расчетлив. Время снова замедлило свой бег. В эту секунду множество мыслей посетило Кристофа. И неожиданно, как свет факела в темном подземелье, пронзило понимание, что он еще сможет спастись, если только…

Убийца медленно, невероятно медленно поворачивал свою рожу к Кристофу. Все ближе, ближе, ближе. Кристоф уже чувствовал его дыхание, смердящее водкой, луком и чем-то еще, невероятно противным.

Жирный рот «Кушать подано» оказался уже на уровне глаз Кристофа. Пальцы терзали кадык, впивались в выемку между ключицами.

Молниеносно и рассчитанно пальцы Кристофа сложились буквой «V». «Главное – не промахнуться!» – промелькнуло в мыслях. Убийца уловил его движение, но уже не успел ничего предпринять, и, прежде чем он что-либо понял, пальцы Кристофа вонзились в его глаза. Кристоф ощутил, как разорвалась какая-то тугая пленка, как плещется теплая влага в огранке глазниц.

Все опять убыстрилось. Пасть чудовища исторгла дикий, болезненный рев. «Кушать подано» отпустил Кристофа, поднес руки к глазам. Выбираясь из-под его массивной туши, Кристоф крикнул:

– Маэстро! Нож! Быстрее! Ну же!…

Ослепший объявлялыцик огласил замок надрывным, невозможным, оглушительным ревом. Руки его, вытянутые перед собой, ощупывали воздух, каждую его частицу, в поисках ускользнувшего барона.

Кристоф пятился по коридору, держа за руку маэстро, казавшегося насмерть перепуганным. Молодой барон вспомнил некогда читанного Гомера, его циклопа Полифема, которому хитроумный Одиссей выколол единственный глаз.

Раздвинутые в стороны лапы «Кушать подано» перегородили весь коридор. Проскользнуть мимо них не представлялось возможным. Оставалось только пятясь отступать.

На полу слабо поблескивало лезвие ножа, почерневшее в кухонном чаду. Подняв нож, Кристоф ощутил, что уверенности в нем чуть-чуть прибавилось.

– Господин барон! – прошептал маэстро. – За поворотом коридор разветвляется. Мы можем убежать.

Шепот маэстро был тих, однако объявляльщик его услышал. Он взревел, потрясая головой.

Кристоф чувствовал, как безумно быстро колотится его сердце: вверх-вниз, вверх-вниз, подобно кузнечному молоту, оно, казалось, пробив кости, неминуемо должно выскочить из гортани. Уже не понимая, что делает, Кристоф размахнулся и, держась обеими руками за рукоять, с силой вонзил лезвие ножа в череп «Кушать подано». Он слышал, как хрустнули перерубленные кости, видел, как отломилась рукоять, ощутил, как брызнул из дыры в голове сероватый мозг. Кристоф стремглав отскочил от смертельно раненного врага, который метался от стены к стене, силясь извлечь из своей головы убийственное жало, и наконец рухнул на пол, заливая полы коридора потоками крови.

Кристофа трясло. Согнувшись, брел он по коридору. Зубы его стучали, как испанские кастаньеты.

– Успокойтесь, барон, – проговорил маэстро, подхватывая Кристофа под руку. – А что вы скажете, если узнаете, что это был вовсе не человек? Оглянитесь, пожалуйста, и вы убедитесь…

– Я ни в чем не хочу убеждаться, – отвечал Кристоф, все еще дрожа. Он резко схватил маэстро за отвороты кафтана в нелепый оранжевый горошек. – Что это? Ответьте мне, маэстро, что это? Это бунт?

– Хуже, господин барон, много хуже!…

– Что уж может быть хуже! – воскликнул Кристоф, оседая на пол. – И я ни черта во всем этом не понимаю! Я не знаю, куда мне идти, что мне предпринять, чтобы никакой придурок не бросался больше на меня с ножом, я не понимаю, наконец, почему он хотел меня убить.

– Вставайте, барон, вставайте! Ну! Вставайте же! Не время предаваться размышлениям. Мы должны бежать к егерям, должны спасти вашу мать. Скоро стемнеет и тогда станет поздно! Совсем поздно!

Кристофа тяжело и безнадежно вырвало. Он прислонился лбом к старинным обоям, изображающим амуров и дриад.

– Вы правы, маэстро, – сказал он. – Мы должны позаботиться о матери.