Лев Рыжков - Золотарь

Кристоф чувствовал, как земля ушла из-под ног, как бьется голова о каменные плиты пола.

И уже лежа на полу, остатками угасающего сознания Кристоф ощутил у себя на горле ледяные пальцы убийцы.

Проснувшись, она почувствовала, как сновидение неуловимо уплывает, уходит от нее. Как песок сквозь пальцы или как вода в отверстие для слива в ванной. Какие-то образы недавнего сна еще мерцали в сознании, но у этих образов не было уже даже контуров, а так, лишь какие-то отпечатки. «Странно, – подумала она, – что я не запомнила свой сон». Обычно в последнее время они четко впечатывались в ее память. Частенько ей даже снились сны, описания которых можно было встретить в различных сонниках. Например, в молодости она бы никогда не подумала, что может сниться, скажем, тарелка. Просто одна тарелка, и все. Оказывается, может. Иллюзорное пространство грез уже не наполнено, как в молодости, разнообразными фигурами – безымянными статистами сна, порождаемыми нашим дремлющим воображением, уже почти никогда не случается во сне попасть в какую-нибудь ситуацию. Вместо этого полночи видишь перед собой какую-нибудь там тарелку или коромысло. Сновидения уже не загадочны, нет в них прежней, манящей, отвлекающей от повседневности тайны. Смысл сна теперь ясен и доступен. Достаточно лишь раскрыть сонник на нужной странице, и сон твой станет ясен, как небо над пустыней Сахара, и прост, как дегтярное мыло. Но, с другой стороны, отрадно сознавать, что ты не одна, что составительница сонника достопочтенная мадам Дулиттл видела во сне то же самое. А если кто-то видит твои сны, то ты не одинока.

Однако сегодня ей снилось что-то не совсем обычное. Ей снилось что-то… что-то не совсем приятное, ускользнувшее из памяти и в то же время оставившее в ней какой-то след, неприятный осадок… Или царапину. Да! Она наконец вспомнила свой сон. Именно так, во сне присутствовала царапина, большая, кровоточащая царапина, царапина, которую бередил ноготь. Большой, заскорузлый ноготь, к тому же, по всей видимости, мужской, потому что у женщин ногти гладкие, а этот был какой-то, ну, словом, бородавчатый, поверхность его была очень неровная. К тому же он был очень длинный, этот ноготь, такой длинный, что аж закручивался. Очень неприятный ноготь.

Давешний сон, словно увиденный заново, отчетливо встал перед глазами. Сначала в этом сне, как обычно, была пустота. Затем где-то далеко-далеко, в самых глубинах этой пустоты появилось что-то, какое-то пятнышко, оказавшееся щекой. Щека, судя по всему, была женской, потому что не имела никакой растительности. Где-то в тумане угадывалось лицо, но видно его не было. И неожиданно возник ноготь – длинный, перекрученный, – он взрезал гладкую розовую кожу. Можно было ожидать, что из раны хлынет кровь. Однако крови не полилось. Наоборот, кожа лопалась с каким-то еле слышным треском, лопалась и отслаивалась.

«Гм! Очень странный сон!» – подумала баронесса-мать, зажигая свечу. И теперь еще более странным ей показалось то, что Клары в комнате не было.

– Однако вроде бы уже смеркается, – произнесла баронесса вслух. – Клара! Доченька!

Огонек свечи едва тлел. Воска осталось едва на полдюйма.

– Ну конечно же, – сказала мать, – она пошла за свечами к дворецкому…

«Пожалуй, не буду больше говорить вслух. Так странно звучит человеческий голос в такой огромной комнате, тем более когда разговариваешь сама с собой».

Она раскрыла лежащую на столике книгу «Толкование всяческих сновидений, такожде кошмаров и амурных грез», написанную миссис Дулиттл. Как оказалось, достопочтеннейшая мисс никогда не видела во сне ни ногтей, ни царапин, ни даже щек. Хотя… Помедлив, баронесса перелистнула добрую сотню страниц. Вот оно… «.Ланиты– нежелательный ухажер».

«Вот так так! – подумала баронесса-мать. – Только этого еще не хватало! Откуда бы здесь взяться ухажеру, да еще и нежелательному?»

Догорев, свеча погасла. В наступившей темноте баронесса-мать почувствовала себя совсем уж неуютно.

– Клара! – снова позвала она. – Клара!

Конечно, вряд ли доча сейчас ее услышит, но все-таки надо ведь что-то сказать. Чтобы не было так темно и страшно в этой огромной, чужой, недоброй комнате. Вечерами здесь так странно и одиноко. Но зато какой большой домище! Соседка Марта, например, даже не сможет вообразить себе такое! Все-таки, что ни говори, а им решительно повезло! Странно, и мухе никогда не говорил, что он в родстве со знаменитыми баронами фон Гевиннер-Люхс. И здесь так много всяких вещей…