Лев Рыжков - Золотарь

Столь же красивая, сколь и необычная музыка по-прежнему достигала моего слуха. Любопытство пересилило всяческие опасения, и я метр за метром, по-прежнему ползком, приближался к свету.

Наверное, я полз по какой-то вентиляционной шахте, ибо поющих я увидел далеко внизу под собой – в глубине огромной залы с обветшалыми шелковыми обоями, которые почти повсеместно обвисли и сейчас напоминали причудливую бахрому. Залу освещал тусклый, неверный свет, проистекавший из неких плотно закупоренных сосудов престранной формы, – свет слабый, то ослабевающий, то внезапно усиливающийся. «Да это же светлячки! – понял вдруг я. – Кому же это не лень было собрать столько светлячков? Чтобы осветить такую большую залу, потребно не менее тысячи насекомых!»

Но еще чуднее выглядели сами собравшиеся: большинства из них не было видно. Неведомые певцы сбились в единый плотный комок. В изменчивом «насекомом» свете проглядывали выступающие над этим причудливым телосплетением крылья, заостренные клювы, витиеватые узорчатые хвосты, многопалые руки сжимали и разжимали чешуйчатые кулаки, отчетливо возвышались над плотным комком тел чьи-то ветвистые, наподобие оленьих, рога.

Я потер кулаками глаза. Черт подери! Я, наверно, сплю. А весь этот бред мне только снится. Хотелось бы в это верить! С нарастающим испугом вглядывался я в это скопление непонятных существ. Одно-два весьма неприятных рыла мелькнули в хаотическом сплетении тел, одна рожа с тремя глазами и двумя ртами особо мне не приглянулась.

«Черт побери!– задумался я.– Кто бы это мог быть? На людей сии существа нисколько не похожи. Но также не сродни они и братьям нашим меньшим – животным, ибо поют, музицируют. Впрочем, я слыхивал, что обезьяны, если их выучить, также способны музицировать, но не настолько же складно!»

Более всего существа эти походили на дьяволов из преисподних. При этой мысли кожа моя вспучилась холодящими мурашками. Неподдельный ужас пронизал все мое существо. В эту ночь мне положительно не фартило: пробирался в свои покои, а вместо этого попал на чертиный шабаш. Этого еще не хватало! Неизвестно даже, выберусь ли живым!

Но тут внимание мое оказалось отвлечено от горестных дум начавшимся внизу действом. Из сплетения безобразных тел выделилось одно – одутловатое, с приплюснутой головой, на коротких ногах, соединенные перепонками пальцы завершались заостренными дугами когтей, по покрытой бородавками коже пролегали глубокие складки. Существо это, более всего напоминавшее гигантскую старую жабу, степенно прошлепало в середину залы, раскрыло широкую, делящую безобразную голову на две части щель, оказавшуюся ртом, и неожиданно мощным и зычным голосом провозгласило на чистом немецком языке:

– Хвала вам, о перворожденные, за то, что собрались вы здесь в этот поздний священный час в лучах нерукотворного света и сплелись телами своими в одно – могучее, непобедимое! Хвала!

– Хвала! – душераздирающе отозвались «перворожденные».

– Близок тот день, тот час, та минута, когда к нам вернется господин наш! Скоро, о как скоро, перворожденные, обретете вы вновь своего владыку! Час грядет, великий час!

– Великий час! – заревели чудовища.

– Рухнут стены смрадного узилища, перестанет народ наш таиться и обретет каждый истинное лицо свое.

Час настает, уж близок он – час нашего освобождения!

Для чего заставил я вас сегодня собраться здесь? – вещала лягушка, когти ее выразительно взрезали спертый воздух. – Для чего приказал телам вашим переплестись?

– Для чего?

– Для того, чтобы ощутили вы, о бессмертные, близость. Близость пространственную. Но знайте, перворожденные, существует еще и близость временная. Сейчас вы тесно переплетены друг с другом, кожа одного соприкасается с кожей другого, пот одного тела перетекает на другое тело, жар исходит из ваших существ, жар ожидания. Теперь-то вы поняли, что такое близость?

Так знайте же, что час освобождения вашего ближе, гораздо ближе, чем вы сейчас друг к другу– Понятно ли вам, перворожденные?

– Понятно! Понятно, о Хранитель власти!

Хранитель власти хрипло откашлялся. Мне показалось, что из его ротовой щели вылетают облачка пыли. Затем он воздел вверх когтистую лапу и продолжил:

– Я приказываю вам, но не я ваш повелитель. Власть временно дана мне, и очень скоро я с ней расстанусь. Это тяжкое бремя, о перворожденные. И я рад, поистине рад расстаться с ним! Предчувствие великого часа переполняет меня, и руки мои не в состоянии больше эту власть держать. Власть, данную мне повелителем. Ликуйте, благородные, возвращается к вам ваш повелитель!