И еще яснее он видел, что если Лемт не справится, то все пойдет прахом — начиная от его, пусть и слабой, надежды добыть солнечную росу, и заканчивая тем, чем должны были стать Поющие сердцем. Ойгур не мог сказать конкретно, что ждет их в будущем, однако он, тем особым чутьем, что свойственно северным шаманам, ощущал, что эти двое встретились не просто так.
И он вернулся.
То, что вылезло из чердачного окна, заставило Винфа застыть на месте. Черты Лемта в этом узнавались с трудом, и то, только потому, что ойгур провел с рядом ним достаточно долгое время.
Пустынники не хотели верить, что происходит что-то нехорошее, пока из дома не раздался истошный крик Омо. Не растерялся только Таир — вместе с Винфом побежал останавливать чудовище.
И хорошо, потому что один ойгур точно не справился бы. Зрелище было не для слабонервных, особенно на той стороне: огромная, в полнеба, тень с миллионами рук и глаз.
Таир вдруг рассыпался в песок и, насколько мог, облепил фигуру монстра; вслед за ним потянулись и несколько отшельников. Винф создал несколько цепей для той стороны, но их не хватало, а более длинные требовали колоссального напряжения сил. И тем не менее… он сделал это.
Цепи высосали его почти досуха, и то, он чувствовал, что этого хватит ненадолго. Темнота внутри Лемта рано или поздно освободится, если только… если только…
Он вдруг заметил, что от чудовища тянется тонкая нить к Омо.
Он последним усилием вытащил себя в видимый мир. Схватил за рукав пробегавшего мимо пустынника — тот уже начал рассыпаться в небольшую песчаную бурю, чтобы помочь Таиру.
— Омо — это ключ! Уберите… Омо. Подальше, — прохрипел Винф и потерял сознание.
Глава 17. Пещера Гардалам
Когда вокруг ничего не видно и стоит абсолютная тишина, трудно сказать, в сознании ли ты сам. Через некоторое время что-то изменилось, и Аллегри обнаружил себя лежащим в воде, посреди подземной реки, неспешно омывающей его тело. Табличка упала на дно, и художник никогда бы ее не нашел, если бы символы на ней не светились.
Он чувствовал себя странно. Что-то среднее между облегчением и разочарованием. Табличка есть, флейта на месте, и вроде бы даже не повреждена, однако… Что дальше? Художник впервые себе признался, что он и понятия не имел, что станет делать, когда найдет искомое. Он предполагал, что догадается сам, в Храме музыки, однако ни там, ни здесь, в этой пещере, у него не промелькнуло ни единой светлой мысли.
Он поднялся, чтобы найти сухое место, однако поиски не увенчались успехом. Река, хоть и неглубокая, разлилась по всей пещере, и только в нескольких местах камни торчали над водой. Кое-как Аллегри забрался на валун — он порос склизким, светящимся зеленым и синим мхом — и попытался, впрочем, без особой надежды, зажечь огонь.
До него донеслось дуновение ветра, странного, словно кто-то снял перышко или пылинку с его головы.
— Чего ты хочешь?
Аллегри даже подумал, что ему показалось, таким тихим был голос. Послышался плеск воды.
— Ты не в ярости, — быстро зашептал неизвестный, уже громче, — как ты сюда попал? Нимм помогает тем, кто в ярости, а потом забирает то, что принадлежит ему.
Говорящий, кто бы он ни был, приближался, и Аллегри вдруг почувствовал странное нервное возбуждение — то самое, которое поднимает шерсть на загривке у дикого животного и порой спасает ему жизнь, а порой — заставляет стоять столбом, когда надо бежать.
— У тебя вещь народа Ао-нак. Нимм все знает, но ты должен рассказать, и тогда Нимм поможет. Нимм всегда помогает. Зачем ты спустился в Гардалам, человек? Нимм?
Напрасно Аллегри пытался разглядеть во тьме пещеры, кто же это говорит.
— Я хочу тебя видеть! — сказал, наконец, он.
— Напрасно…
Над водой разлился мерцающий голубой туман, и Аллегри пожалел о своем желании.
Стены и потолок пещеры целиком состояли из человеческих лиц, застывших в разнообразных гримасах боли, ярости и ненависти. Они были сделаны из камня, за исключением глаз. Зрачки следили за художником, за каждым его движением.
Аллегри невольно поежился… и тут он увидел собеседника.
— Охх…
Нимм был в два раза выше человеческого роста. Он стоял в воде, одетый во что-то вроде мантии со стоячим воротником. Рукава, чрезвычайно длинные, спускались ниже колен, и из них выглядывали кисти, с узловатыми пальцами, блестящей кожей и желтовато-коричневыми, бугристыми ногтями. На тыльной стороне ладони росли жесткие перья, и такие же перья покрывали его плечи, шею и голову. Вместо лица у существа был клюв, по форме напоминавший косу.
Читать дальше