Это был Нимм, и он выжидающе смотрел на него.
Аллегри усилием воли закрыл глаза и продолжал играть. За веками что-то полыхнуло.
От тела Омо распространялась светящаяся волна. Продвигаясь, она обрисовывала то, что исчезло под покровом темноты. Аллегри уловил удивление Нимма, но сам… сам он удивиться не успел. Волна мягко, бесшумно коснулась его ног, поднялась до локтей, кончиков пальцев, флейты…
— Чт…
И это были последние его слова. Он почувствовал, что его в буквальном смысле выворачивает наизнанку, втягивает внутрь инструмента, как его плоть и кровь изнутри смешивается с ее стенками, затвердевает, и его предсмертный крик становится голосом флейты, и что последнее, что он помнит — это как костлявые руки берут его и выбрасывают в мокрое, безвоздушное пространство, которое постепенно светлеет — потому что Солнце все-таки вернулось на небо, и оно сияет так, словно этот день — самый первый в новой истории мира.
До малого Савана оставалось два месяца, когда к руинам Иссинграсса подошли двое путников: ойгур, седовласый и с усталым лицом, и молодая женщина, тяжело опиравшаяся на палку, бледная, с красными татуировками на запястьях. Одной рукой она поддерживала свой большой живот.
Они остановились.
Люди не покинули Иссинграсс, как многие другие города, которые им случалось проходить, но его состояние внушало ужас. Вместо главной улицы — груды розовых камней, а на месте императорского дворца и Янтарного леса остались только руины. Среди них, как крысы, копошились какие-то люди.
Над всей этой разрухой высился почти истлевший остов моста, когда-то соединявший два аристократических семейства города.
Магия флейты не задела трущобы. Дом Ожидания, в котором Омо и ее спутники жили, казалось, не так давно, сохранился. Ойгур двинулся вперед.
— Стой, — сказала Омо.
Она полезла в карман и вытащила дымчатый полупрозрачный камень, и посмотрела сквозь него на город.
Винф покачал головой.
— Что ты там надеешься найти? — спросил он. — Человеческой магии больше нет.
Она пожала плечами и спрятала камень, почти вороватым движением.
— Хочу убедиться. Пойдем, Винф. Проводишь и можешь отправляться.
Она посмотрела на небо, и солнце вспыхнуло в ее глазах каким-то новым, жестким светом.
— Надеюсь, мой отец еще жив, — сказала она. — Иначе… мне просто некого будет свергать.
Винф поджал губы, но ничего не сказал.
Они вошли в город.