Меган Тернер - Вор (ЛП)

— Вы красивее, Ваше Величество. — королева улыбнулась прежде, чем я закончил. — Но она добрее.

Взгляд стал жестким, улыбка исчезла. Слышно было, как трещит в фонаре масло. Ее алебастровые щеки покраснели. Впрочем, никто не мог обвинить царицу Аттолии в избытке доброты. Она снова улыбнулась мне, но более тонкой улыбкой, и склонила голову, словно принимая мой отказ. Я довольно улыбнулся в ответ, но тут она повернулась к капитану охраны.

— Отнесите его наверх и пошлите за врачом, — приказала она. — Мы дадим ему возможность передумать. — край ее красного пеплума скользнул по моей руке, когда она повернулась, чтобы уйти, и я поморщился.

Бархат был мягким, но вышивка царапалась.

В комнате несколькими этажами выше подземелья я лежал в кровати. У меня началась лихорадка, я бредил и краем сознания понимал, что брежу. Мойра пришла, чтобы посидеть у моей постели. Она заверила меня, что я не умру. Я ответил ей, что хотел бы умереть.

Тогда из темноты вышел Евгенидес, и Мойра исчезла. Евгенидес тоже был терпелив. Он напомнил мне, что жизнь иногда может быть такой же вещью, как все остальное, и ее можно украсть. Он спросил, предпочел бы я сам оказаться мертвым? Я ответил «да», и тогда он поинтересовался, что случилось бы с моими планами прославиться и оставить свое имя высеченным в камне? И готов ли я оставить на смерть моих товарищей?

Мне не очень нравилось считать халдея своим товарищем. Но если он мне никто, зачем же я рисковал ради него своей жизнью? Я вздохнул. Кроме того, за Софоса я действительно беспокоился. Я сказал, что если бы мне повезло умереть, когда солдат вытащил из меня свой меч, мне не пришлось бы сейчас мучиться угрызениями совести.

Бог рядом со мной молчал, его молчание напомнило мне о выжженной долине на другой стороне Аттолии, и я подумал о Леонидисе, умершем у брата на руках. В молчании я считал удары сердца в груди, бессмысленный глупый стук. Наконец Евгенидес произнес словно издалека:

— Его жена умерла зимой. Его трое детей живут с тетей в Овосе.

Когда я решился протянуть к нему руку, он исчез. Я снова заснул, а когда проснулся, голова была почти ясной. Я не примирюсь со своей совестью, если брошу Софоса и халдея на верную смерть, даже если сам умру вслед за ними. От славы и богатства тоже отказываться не стоило. Я выполз из постели и начал осматривать комнату.

Замок в двери камеры щелкнул, и дверь распахнулась. Лампа перед входом не горела, и ни халдей ни Софос не могли разглядеть, кто стоит в дверном проеме.

— Это я, — прошипел я, прежде чем они успели зашуметь и привлечь внимание стражников в караулке.

Я слышал, как они идут на мой голос и попятился, чтобы не столкнуться с ними. Когда они уже были в коридоре, я спросил Софоса, на нем ли его туника.

— А что?

— Дай ее мне.

— Зачем?

— Затем, что на мне ничего, кроме бинтов, нет. Они забрали всю мою одежду.

Софос стянул рубаху через голову и протянул в мою сторону, чуть не ткнув мне в глаз.

— Хочешь взять мои сапоги? — предложил он.

— Нет, мне удобнее босиком.

— Ген, — сказал халдей. — Ты не должен делать это.

— Одеваться?

— Ты понимаешь, о чем я. — по крайней мере, ему хватило ума спорить со мной шепотом. — Спасибо, что открыл дверь, но лучшее, что ты можешь сделать сейчас, это забыть о нас. Возвращайся туда, откуда пришел, и сделай вид, что не вставал с постели.

— А как вы выберетесь отсюда? Через дверь?

— Мы справимся.

Я тихо фыркнул.

— Нет, не справитесь.

— Если нас поймают, мы будем утверждать, что подкупили охранника.

Я постучал пальцем себе по лбу, впрочем, он не мог меня видеть.

— Надо идти, — сказал я, сделав рукой приглашающий жест, чего он тоже видеть не мог.

— Ген, прошло всего два дня. Три с момента ареста. Ты не сможешь.

— Я считаю, — сухо сказал я, — Что смог сделать уже достаточно, чтобы заслужить ваше доверие.

— Ген, я не это имел ввиду. — он протянул руку в темноте, чтобы коснуться моего плеча, но я отодвинулся. — Ген, мы не можем снова просить тебя рисковать собой.

— Это отступление от вашей прежней позиции, — заметил я.

— Я был неправ.

— И теперь тоже.

— Ген, царица Аттолии не причинит тебе зла.

Я вспомнил ее прощальную улыбку.

— Еще как причинит, — сказал я.

— Единственное, чего она хочет, получить от тебя обещание служить ей.

— Ну, вряд ли она его получит. — я слышал слишком много историй о том, что случилось с людьми, которые служили ей. — Мы можем хоть сейчас прекратить наши споры?