Меган Тернер - Вор (ЛП)

Я уже не помнил, сколько пробыл в тюрьме. Дни ничем не отличались один от другого, разве что с окончанием каждого из них я становился все грязнее. Каждое утро колеблющийся рыжий свет факелов за моей дверью сменялся тусклым отблеском солнечный лучей, проникающих в центральный двор. Вечером солнечный свет исчезал, и я утешал себя мыслью, что приблизился к свободе еще на один день. Чтобы убить время, я старался сосредоточиться на приятных воспоминаниях, тщательно сортировал их в своей памяти и внимательно рассматривал одно за другим. Я также до мельчайших деталей разобрал все планы побега, которые казались такими простыми, пока я не очутился в тюрьме на самом деле и не поклялся себе и каждому известному мне богу, что никогда больше не допущу подобной катастрофической глупости.

За время, прошедшее со дня ареста, я сильно исхудал. Толстое железное кольцо, когда-то плотно охватывавшее мою талию, теперь свободно болталось на бедрах, но все же не настолько свободно, чтобы я мог протолкнуть через него мой тощий зад. Всего несколько заключенных сидели в своих камерах на цепи, и только те, кто особенно не нравился нашему царю: пара казначеев, генерал и министр финансов, заявившие царю, что в казне не осталось больше денег на военные расходы.

Конечно, я ничего подобного и в мыслях не имел, но мог с полной уверенностью сказать, что царь не любит и меня тоже. Даже если он не помнил моего имени и не смог бы узнать под слоем грязи, он все же не хотел, чтобы я ускользнул от него. Именно поэтому цепи сковывали мои лодыжки, тянулись от железного пояса на талии, и даже болтались на запястьях, прикрепленные к совершенно бесполезным наручникам.

Руки я, конечно, освободил первым делом, но так как иногда кандалы нужно было в спешном порядке надевать снова, я сильно ободрал кожу на тыльной стороне ладоней. Через некоторое время боль прошла, но я решил больше не снимать железные кольца. Чтобы не терять навыков, я практиковался в бесшумном передвижении, и научился управляться с цепями без единого лязга.

Моя цепь позволяла мне перемещаться по дуге от переднего угла камеры до ее середины и обратно. В этом углу стояла моя, так сказать, кровать, представляющая из себя каменную скамью с тонким мешком опилок в головах. И еще горшок. Больше в камере не было ничего, так что моим единственным развлечением были упражнения с цепями и подаваемая два раза в день еда.

Время от времени дверь открывалась, и проходящие мимо охранники заглядывали внутрь, отдавая дань моей репутации. Ошалев от чувства собственного величия, я бесстыдно хвастался своим мастерством в каждом винном погребке города. Я желал, чтобы все вокруг знали, что пьют с лучшим из всех смертных вором, который вот-вот достигнет вершины своей карьеры. Посмотреть на мой суд собрались огромные толпы людей. Как оказалось, там присутствовала и б ольшая часть тюремной охраны, так что теперь я был намертво прикован к железному кольцу над моей постелью, хотя другим заключенным иногда позволяли погреться на солнышке во внутреннем дворе тюрьмы.

Один из охранников, похоже, надеялся застукать меня с собственной головой под мышкой.

— Что? Ты еще не сбежал? — смеялся он.

И каждый раз в ответ на его смех я с видом оскорбленного достоинства плевал в его сторону. Это было невежливо, но мне не всегда удавалось сдержать обиду. Что бы я ни сделал, охранник смеялся еще больше.

От холода я часто болел. Когда меня арестовали и вытащили из винного погребка, стояла ранняя весна. Потом за пределы тюремных стен пришло жаркое и пыльное лето, и весь город словно вымирал в часы дневного сна, но солнечные лучи не проникали в тюремную камеру, и она оставалась такой же сырой и промозглой, как в первый день моего появления здесь. Я часами мечтал о солнце, представляя, как оно нагревает городские стены, заставляя желтые камни излучать тепло даже через несколько часов после заката, как оно высушивает лужи воды вокруг колодцев и капли вина на пороге кабаков — редкие возлияния богам от забывчивых пьяниц.

Иногда я перемещался на всю длину цепи и рассматривал сквозь решетку в двери длинную галерею, отделявшую темные камеры от залитого солнечным светом двора. Тюрьма представляла из себя два этажа камер-клеток, поставленных друг на друга; я находился на верхнем уровне. Каждая камера выходила на галерею, а галерея отделялась от двора каменной стеной без единого окошка. Наружные стены тюрьмы были фута в три или четыре толщиной [1] 1–1.2 м. Фут равен 30.5 см. и сложены из таких огромных камней, что и десять человек не смогли бы сдвинуть их. Легенда гласила, что древние боги сложили эти стены за один день.