Меган Тернер - Вор (ЛП)

Я вздрогнул, и боль вернулась, останавливая мое дыхание. Софос держал меня за руку, пока не стало легче.

— Все смотрели на тебя, — сказал он. — Потом мы повернулись к Амбиадесу, и он совсем не волновался. То есть, мы поняли, что его совершенно не огорчает твоя смерть. Я думаю, его так же не огорчила бы смерть учителя или Пола или моя. А Пол, он просто протянул одну руку и столкнул Амбиадеса с края. А потом… — Софос сделал еще один глубокий вдох, прежде чем продолжать. — Он спрыгнул с обрыва вместе с двумя аттолийцами. Халдей попытался забрать свой меч, но его повалили на землю.

Софос подтянул колени к груди и начал медленно раскачиваться взад и вперед, он плакал. Медленно я протянул руку к его щиколотке, чтобы сжать ее. Я не знал, что сказать. Я любил Пола.

— Я знал Пола всю жизнь, — заикаясь сказал Софос. — Я не хотел, чтобы он умер, — он продолжал, словно его желание могло быть исполнено. — У него есть жена и двое детей, — выкрикнул он, — И я не знаю, как сказать им.

Я вздрогнул и снова закрыл глаза. Человек, убитый мной, не имел представления, что столкнулся с обученным противником. Он судил обо мне по моему росту и детскому мечу. Я застал его врасплох и убил. Я мог бы с тем же успехом ударить его ножом в спину в темном переулке. А вдруг у него тоже были жена и двое детей? Кто скажет им, что он убит? Боль в груди распространялась пульсирующими толчками, пока не заболели даже пальцы, скребущие каменный пол.

После долгого молчания Софос прошептал:

— Ген? Ты не спишь?

— Да.

— Халдей сказал, что кровотечение остановлено, и что скорее всего ты выздоровеешь. Если не начнется лихорадка.

— Приятно узнать.

Стало быть, меня можно будет казнить публично.

Солнце садилось, когда стражники привели халдея назад. Его последние лучи напрямую проникали в окно и освещали противоположную стену камеры. Стена была сложена из такого же желтого известняка, что и Мегарон царя по другую сторону гор Гефестии. Я продремал всю вторую половину дня. Кто-то принес еды, но я велел Софосу съесть все.

— Ген, как ты себя чувствуешь? — спросил халдей.

— Хорошо, — ответил я.

Моя грудь была наполнена кипящей лавой, меня бросало то в жар, то в холод, но в то же время меня ничто не волновало. Я ни о чем не переживал, и поэтому считал, что чувствую себя хорошо. Халдей положил руку мне на лоб, он выглядел обеспокоенным.

— Ты сегодня ел что-нибудь?

Я закатил глаза.

— Да, — согласился он. — Это был глупый вопрос. Ты поел, Софос?

Софос кивнул.

— Ты оставил что-нибудь для меня?

— Нет, извините. — Софос выглядел виноватым.

— Все в порядке, — солгал халдей. — Я поел наверху, когда разговаривал с капитаном гвардии царицы. Очевидно, Ее Величество находится в пути, чтобы лично встретиться с нами.

Он уселся на каменный пол и прислонился к стене там, где я не мог увидеть его, не поворачивая головы.

— Мы находимся в несколько затруднительном положении, — сказал он, и я снова закатил глаза. — Боюсь, что Амбиадес был нашим единственным свидетелем, способным убедить аттолийцев, что Дар Хамиатеса потерян. Ты уже знаешь, что случилось с Амбиадесом?

— Софос рассказал.

Неудобно было разговаривать, не видя собеседника, но у меня не было сил повернуться.

— Деньги отца, должно быть, закончились, и он решил, что лучше быть богатым предателем, чем бедным учеником. Аттолийцы заплатили ему, и он вел их за нами с той минуты, как мы выехали из Суниса. Когда мы ехали слишком быстро, Амбиадес принимал меры, чтобы задержать нас.

Мы оба вспомнили об исчезновении провизии из мешков.

— Я должен тебе много извинений, — признался халдей.

— Они приняты, — сказал я.

Больше это не было важно.

— Царица, вероятно, рассчитывала расправиться с нами по-тихому и отправить назад одного Амбиадеса, как единственного спасшегося. Она не обрадуется, потеряв такого ценного шпиона, и, боюсь, после смерти Амбиадеса у нас нет способа убедить ее, что Дар Хамиатеса затерялся в ручье.

Последовала пауза, во время которой каждый из нас прикидывал, какими средствами располагают аттолийцы для получения достоверной информации. Халдей сменил тему, и я все-таки повернул голову, когда он сказал:

— Аттолийские солдаты побывали около храма в антиутопии.

Он кивнул. Я не знал, подтверждал ли он этим правдивость своих слов, или был рад, что рассказ о наших приключениях пробудил меня к жизни.

— Храм был полностью разрушен. Арактус проломил его крышу и размыл стены. Остались некоторые признаки, что на том месте находилось какое-то строение, но это было все.