Женщина поморщилась. За её спиной поднимался белый пар, и сладко пахло яблочным варением — ещё чуть-чуть и примешается горький запах гари.
— Нет. Говорю же, не знаю я о них ничего. Мы почти не общаемся. Так только, здрасте — до свидания. И часы ещё эти бьют каждую ночь. Вернутся — я им устрою. Что за ерунда — завели часы и уехали. А в двенадцать начинается — бам, бам. Стены как будто из картона.
Надя переступила на месте. Кто-то внизу хлопнул подъездной дверью, и по ногам скользнул сквозняк.
— Что ещё за часы, которые бьют только ночью? — Она оглянулась на металлическую дверь. Если делать всё по правилам — вызывать группу захвата, она застрянет тут до самого вечера. И потом, вдруг часы и в самом деле, всего лишь часы. — У вас балконы смежные?
Женщина отступила, давая дорогу. Надя прошла через квартиру, мельком оценив тазик кипящего варенья и три кошачьи тени на подоконнике. Лоджия не была застеклена, поэтому Наде ничего не стоило перегнуться в оконном проёме и заглянуть в соседнюю.
Она увидела круглый столик с вазой увядших цветов, кое-как брошенные коробки в углу. Обычные запылившиеся остатки чужой жизни. Узкая форточка была чуть приоткрыта — или так казалось от солнечных бликов. У Нади не было оснований поднимать тревогу.
Она шагнула назад — в дверном проёме возникли три кошачьи тени. Чёрная, рыжая и серая. Они наблюдали, но ближе подходить не собирались. Надя задумчиво повертела в руках телефон. Если вызвать сейчас, на бумажную мороку останется целый вечер.
Под окном носились дети. Третий этаж — всего лишь третий. Надя сунула телефон в карман поглубже и перекинула ногу через балконное ограждение. Ей показалось, что дети под окном на минуту замерли, наблюдая.
В прозрачном небе носились птицы, кирпичная кладка стены пахла дневной жарой. Надя ухватилась за металлические перила, перенесла вторую ногу. Ветер лизнул ей спину.
Она отчаянно боялась высоты — даже небольшой, и дорога, показавшаяся с земли короткой и лёгкой, по эту сторону стены оказалась почти непроходимой. Ладони тут же взмокли. До соседнего балкона был всего шаг, но в собственных мыслях она раза три сорвалась вниз.
Узкий выступ в кирпичной кладке кончился. Надя перегнулась через перила соседского балкона. Пол здесь был устелен тополиным пухом и высохшим липовым цветом. Успокаивая дыхание, Надя постояла с закрытыми глазами. Дети на площадке завопили с прежней силой.
— Вы куда? — Из-за перегородки показалось лицо с круглыми, как два солнца, глазами. — А это… ордер на обыск?
— Тихо. Если что — звоните в Центр, ясно?
Шторы изнутри были задёрнуты. Надя сложила ладони лодочкой и всмотрелась в темноту — ничего. Форточку всё-таки бросили открытой.
Она сняла со стола вазу, стащила кеды — голыми ступнями удобнее ощущать пространство вокруг. Стол тихонько покачнулся под Надиным весом. Изнутри квартиры потянуло запахом пыльных ковров. Быть бы ей чуть шире в плечах, и фокус никогда бы не удался.
Внутри — кромешная темнота, особенно после солнечного полудня. Надя задержалась на подоконнике, ожидая, когда привыкнут глаза. В тихой квартире ей почудилось чьё-то присутствие — ощущение, как прикосновение пёрышком к голой руке.
— Есть кто дома? — Она поняла, что не может говорить в голос. Кладбищенская тишина сдавливала горло, так что из него выходил только надсадный шёпот. — Эй, не пугайтесь, я хочу помочь. Всё хорошо?
Она опустила ноги на пол, соображая, что всё не может быть хорошо в тёмной квартире, в которой на звонки никто не отвечает, и каждую ночь бьют часы. Надя поймала мягкий атлас штор и с силой дёрнула.
В дневном свете перед ней появилась комната — розетка с окаменевшим печеньем на журнальном столике, куртка, брошенная на подлокотник кресла. Комната застыла, словно кадр из фильма — всё ещё ожидающая, что в неё вернутся. Так не уезжают — бросив вещи на прежних местах, если только торопятся, если только убегают.
Надя на цыпочках прошла по ковру наискосок. Крики детей и птиц остались снаружи, отгороженные ширмой непроницаемой тишины. Из тёмного коридора послышался глухой стук. Неровный, неритмичный, перемежающийся с глубокой тишиной. Так не могли бы стучать часы, и — ни один механизм.
Она встала на пороге и разом окунулась в густой запах болезни. Странно, как он не просочился в общий коридор, на лестничную площадку. Такие запахи созданы для того, чтобы притягивать любопытных старушек из соседних квартир. Надя вспомнила дверь, за которой можно было бы переждать небольшую войну, и вопросов не осталось.
Читать дальше