Катерина Диченко - Механик и все-все-все

Однажды, когда я была совсем маленькая, дедушка посадил меня к себе на колени и очень серьезно попросил никому и никогда не рассказывать о своем даре. И я строго следовала его завету, сумев в свои неполные двадцать четыре года сохранить тайну. Багиров не в счет, его специально посвятили в этот секрет.

— Значит, так, — решительно сказал он, выводя меня из задумчивости, — каждые две недели ты приходишь ко мне на обследование. Регулярно строго по графику принимаешь лекарства. Даже не думай, лично проверять буду! Я тебя знаю! — сурово погрозил доктор, глядя на мою хитрую физиономию. Принимать любые лекарства, кроме варенья и сладкого я терпеть не могла. — При малейших ухудшениях, слышишь, при малейших, сразу же вызывай меня! В любое время!

— Хорошо, — я безропотно согласилась. — Только у меня к вам просьба — никто, кроме нас двоих не должен знать о моей болезни. Никто. Уничтожьте все записи, данные, результаты анализов. В больничном листе укажите что-нибудь незначительное: простуда, грипп, нервное истощение…

— Я сделаю все, как ты просишь и даже больше.

Он встал с корточек и, подойдя к секретеру, нажал на невидимую мне кнопку. Глухо щелкнуло, открылась скрытая полочка, Багирыч что-то достал из нее и подошел ко мне.

Снедаемая любопытством, я не поленилась и села тут же об этом пожалев. Боль пронзила все тело. Шеверов присел рядом со мной и протянул мне тоненькую серебряную цепочку с медальоном из прозрачного камня в форме многогранного ромба.

— Надень его и никогда не снимай. Он поможет справиться с болью. Полностью не уберет, но заметно ослабит болевой синдром. И еще… никто и никогда, пока ты носишь медальон, не сможет определить твое состояние, какими бы силами и возможностями ни обладал.

Так много «не»… Не сможет, не почувствует, не узнает, не исцелит…

— Бери, дочка. Это единственное чем я действительно могу помочь.

Дрожащей рукой я взяла из раскрытой ладони цепочку и надела на шею. По телу как будто бы прокатилась прохладная волна, ощутимо притупляя боль и возвращая нормальное восприятие окружающего мира. По щеке прокатилась невольная слеза. Я давно не чувствовала себя так хорошо.

— Спасибо, спасибо вам огромное! Это бесценный подарок, — и я порывисто обняла старика. — Даже не буду спрашивать, откуда он у вас.

— Семейная реликвия, — охотно ответил Шеверов, добродушно улыбаясь. — Переходит по наследству из поколения в поколение. Он был изобретен много веков назад в Эпоху Великих Мастеров. Не знаю, остались ли еще такие в мире. Ты как себя чувствуешь? — обеспокоенно спросил он.

Я легко встала и с удовольствием потянулась до хруста костей.

— Великолепно, — довольно улыбаясь, ответила я и любовно погладила медальон, обнаружив, что он поменял цвет с прозрачного на ярко-розовый.

— Он меняет цвет в зависимости от состояния организма, — любезно пояснил друг, проследив за мои удивленным взглядом. — Чем хуже состояние, тем темнее камень.

Я восхищенно присвистнула. Вот это индикатор! Умели же когда-то делать по-настоящему серьезные вещи.

— Насчет лекарств, — он протянул мне увесистый пакет, — здесь таблетки и специальный травяной отвар. Принимай после обеда и ужина.

Я достала таблетки и мрачно посмотрела на доктора. Шутит или нет? Каждая из них была размером с пол-ладони.

— А точно после, а не вместо обеда и ужина? Тут еще, между прочим, и на завтрак хватит.

— Цыц, бестолочь! Делай, что говорят.

— Мир жесток и не справедлив, — и тяжко вздохнув, я положила пакет в сумку. — Ну, что ж, закрывайте мне больничный, господин доктор.

— Уверена? — переспросил он, но больничный лист взял и, поставив печать, оставил пустую строчку для даты. — Число поставишь сама, когда посчитаешь нужным.

— Хорошо дружить с доктором. Всегда можно воспользоваться помощью с оформлением больничного. Любимое слово — халява.

— Ты повеселела.

— Не стоит меня хоронить раньше времени. Ваш неугомонный механик жива и чувствует себя полной сил. Выше нос, Багир, я еще успею вам надоесть, — и, оставив шутливый тон, серьезно добавила: — Спасибо за медальон. Я верну его через семь месяцев.

Улыбка медленно сползла с его лица.

— Откуда ты знаешь?

— Просто знаю, — я поцеловала его в щеку и, взяв сумку, собралась уходить.

— Тебе страшно? — остановил меня в дверях его уставший голос.

Мне стало стыдно за переживание, которое он испытал из-за меня. И еще испытает. Я обернулась.

— Уже нет. Я не боюсь.