– Вот, вот, смотри, что тут пишет одна женщина, у которой ребёнку делали такое, – суетилась она, раскладывая перед Нелли распечатки из интернета. – Эта операция делается на авось – может, поможет, а может, и нет. В Европе медики её вообще признают нецелесообразной и небезопасной. Может развиться астигматизм! Ты хочешь, чтоб Леська до конца своей жизни видела, как сквозь мутное стекло? Или вот ещё… – Послюнявив палец, она перевернула лист. – Вот тут: «Операция считается технически несложной и выполняется за пятнадцать минут, поэтому к ней допускаются врачи-стажёры». Ага! Мол, надо же им тренироваться и набираться опыта… На наших детях, конечно же. Угу. Хочешь, чтоб Леську резал какой-нибудь практикант?
– Ох… «Одна женщина пишет», – устало покачала головой Нелли, разгребая кипу листов с подчёркнутыми маркером строчками. – Это, конечно, веский аргумент. Более веский – только «мамой клянусь». А медицинскую литературу по этой теме ты не удосужилась поискать?
– Как же, напишут они тебе в этой литературе, – хмыкнула мать, не собираясь сдавать позиций. – Всё распишут красиво и замечательно, да только всё это – на бумаге! А на практике…
– И что ты предлагаешь делать? – вздохнула Нелли.
– А ничего, – был ответ. – Просто в очочках пока пусть ходит. А когда перестанет расти классу к девятому, миопия сама стабилизируется.
– Может, и… стабилизируется, – сказала Нелли, вставая из-за стола и ловя падающие листы бумаги. – Но только к этому времени зрение у ребёнка будет… минус двадцать! Лучше остановить его падение сейчас, чем пускать всё на самотёк.
– Да не будет минус двадцать, не выдумывай! – упрямилась мать. – Максимум – минус семь-восемь. Можно ЛАСИК сделать.
– А у тебя есть деньги на эту ЛАСИК? У меня – нет, – отрезала Нелли.
– Ладно, ты подумай ещё, почитай, что я принесла, и сама не поленись, в Сети посмотри информацию. – Мать, сложив стопочкой распечатки, взяла настольное зеркало и принялась поправлять пряди в своём аккуратном каре. – Слушай, я уже пожалела, что в этот красный оттенок покрасилась! Сначала понравилось, но теперь что-то кажется, что он такой неестественный… Ну его, этот «рубин»! Думаю, каштановый лучше будет. Как считаешь?
Устало хмурясь, Нелли забралась с ногами в кресло и нахохлилась. Голова пухла, в ней муравьями кишели мысли, одна тревожнее другой… Матери удалось заронить ей в душу зерно сомнения, но червячок беспокойства грыз изнутри, не позволяя сидеть сложа руки и равнодушно смотреть, как падает зрение Леськи. Напившись чаю с принесённым ею же самой печеньем, мать ушла, а Нелли принялась шерстить интернет в поисках более или менее достоверных сведений. Она игнорировала форумы и блоги – мало ли, что люди наговорят! – а предпочтение отдавала научным статьям, даже нашла автореферат докторской диссертации по этой теме. Почитав, она несколько успокоилась, да и женщина-офтальмолог, осматривавшая Леську, внушала ей больше доверия, нежели ворох противоречивых мнений с форумов, на которые, взбудораженно вытаращив глаза, ссылалась мать.
Леське сначала прооперировали один глаз, через месяц – второй. Нелли до трясучки в руках и ногах боялась, что дочке будет больно, и настояла на общем внутривенном наркозе; опасения, к счастью, оказались напрасными. Чудесный летний день шелестел тополиными аплодисментами, когда Нелли с Леськой вышли на крыльцо больницы. Дочка была вялой, морщилась от солнечного света, и Нелли надела ей заблаговременно купленные детские тёмные очки.
– Мамочка, я уста-а-ала, – хныкала Леська.
Минувшей ночью беспокойные соседки по палате не давали ей спать, и сейчас девочка тяжело висла на руке матери, норовя где-нибудь свернуться калачиком – да вот хотя бы прямо на этой скамейке в уютном скверике, пропитанном сладким дурманом цветущих лип. Нелли и сама ощущала гнетущую власть недосыпа… Целый час в душной маршрутке по жаре – нет уж, увольте. Как раз под её ногами на тротуаре белел телефонный номер такси с шашечками сверху; в кои-то веки Нелли сочла рекламу вполне своевременной и не задумываясь набрала с мобильного заветные цифры.
– Серебристый «Рено Логан» сейчас подъедет, ждите, – сказала девушка-диспетчер.
Названная машина не заставила себя долго ожидать. Впрочем, к этому времени Леська всё-таки сомлела на скамейке в тени липы, и пришлось нести её к такси на руках. Дверца открылась, и из салона вышел не мужчина-водитель, а коротко подстриженная девушка в потёртых джинсах, футболке, бейсболке и кроссовках. На поясе у неё красовалась барсетка – «набрюшник». Протянув к Леське загорелые руки, покрытые золотистым пушком, она сказала:
Читать дальше