Нил Шустерман - Жнец-2. Испытание

– То, что мы пока не обрели его, – говорил викарий, – не означает нашего поражения. Ибо сами поиски не менее ценны, чем обретение.

Паства, соглашаясь с речами проповедника, одобрительно загудела.

– Найдем ли мы его сегодня или завтра, – продолжал проповедник, – не имеет значения, как и то, нам ли доведется обрести нашу святыню или иной секте нашей конфессии. Важно то, что однажды мы услышим звук Великого Резонанса и будем спасены.

Затем, когда проповедь закончилась, тоновики встали и по очереди подошли к викарию. Каждый из присутствующих окунул палец в лохань с вонючей жидкостью, дотронулся до своего лба, а потом облизал палец. Грейсон, увидев это, почувствовал тошноту.

– Можешь пока не причащаться земной сути, – сказал брат Маклауд, и слова его прозвучали не очень убедительно.

– А потом? Может, и потом не стоит?

На что Маклауд ответил:

– Того, что грядет, не избежать.

Ночной ветер выл неистово и бросал мокрый снег с дождем в окно комнаты, куда вернулся Грейсон. «Гипероблако» могло оказывать влияние на погоду, но полностью изменить ее было не в состоянии. Или, точнее, предпочитало не делать этого. По крайней мере, если шторма или урагана никак было не избежать, «Гипероблако» устраивало их в более-менее удобное для людей время. Грейсон пытался убедить себя – «Гипероблако» льет ледяные слезы именно по нему. Но насколько это соответствовало истине? У «Гипероблака», помимо него, были миллиарды важных дел, и вряд ли оно специально будет горевать по поводу его бед. Он в безопасности. Он защищен. О чем еще он может попросить?

Обо всем.

Вечером, между девятью и десятью часами, в комнату Грейсона пришел викарий Мендоза. Когда он открыл дверь, вслед за ним к спальню скользнул свет из коридора, но потом в комнате вновь воцарилась темнота. Грейсон услышал, как жалобно скрипнул стул, на который уселся вечерний гость.

– Я пришел спросить, как ты устроился, – произнес викарий.

– Отлично, – отозвался Грейсон.

– Все, что требуется на этом этапе – это минимальный комфорт, как я полагаю.

Затем его лицо осветилось экраном планшета. Викарий пробежался по нему пальцами.

– Я думал, вы отрицаете электричество, – сказал Грейсон.

– Ни в коем случае, – отозвался викарий. – Мы выключаем свет во время наших церемоний, а также не держим света в спальнях, чтобы члены братства искали общения друг с другом в общих помещениях.

Затем викарий повернул монитор в сторону Грейсона и показал картинки горящего театра. Грейсон постарался скрыть свои чувства.

– Это произошло два дня тому назад, – сказал викарий. – Я полагаю, ты в этом участвовал, и жнецы сейчас ищут тебя.

– Так вы не против насилия и жестокости? Вы их поддерживаете?

– Мы поддерживаем тех, кто противится неестественной смерти. А жнецы как раз и приносят неестественную смерть, а потому все, кто мешает им пользоваться их ножами и пулями, наши друзья.

Потом он протянул руку и тронул похожий на рог нарост на голове Грейсона. Грейсон отпрянул.

– Это необходимо убрать, – сказал викарий. – Мы против изменений плоти. А потом твои волосы придется побрить, чтобы вернуть тот цвет, который назначила им вселенная.

Грейсон промолчал. Теперь, когда Лилия умерла, судьба Слейда была ему безразлична. К тому же само имя Слейд напоминало Грейсону о ней. Но и лишаться всякого выбора в своей нынешней роли он не хотел.

Мендоза поднялся.

– Я надеюсь, – сказал он, – что ты посетишь нашу библиотеку или одну из комнат отдыха и познакомишься со своими братьями и сестрами. Я знаю, что они хотят узнать тебя получше, особенно сестра Пайпер, с которой ты встретился, когда переступил порог нашего монастыря.

– Я только что потерял близкого мне человека, – отозвался Грейсон, – и мне не очень хочется общаться.

– Тем более ты должен решиться на это, особенно если твоя утрата вызвана жатвой. Мы, тоновики, не признаем смерть, проистекающую от действий жнецов, и в этом случае скорбеть запрещено.

Что же это? Ему теперь будут говорить, что он должен чувствовать, а что нет? Остатки Слейда в Грейсоне хотели было послать викария к черту, но вместо этого он просто сказал:

– Я не смогу притворяться, что понимаю ваш здешний уклад.

– Сможешь, – покачал головой Мендоза. – Если ты нуждаешься в укрытии, среди нас ты обретешь новую цель и будешь притворяться, пока наша жизнь не станет твоей жизнью.

– А если этого не случится никогда?

– Тогда продолжишь притворяться, – ответил викарий.