Ярослав Гжендович - Ночной Странник

Миновал виселицу, а потом большую арфу, с которой как раз снимали полуживого Змея, порезанного струнами почти на кусочки. Он жил и слабо стонал: было видно, что его глубокие шрамы начинают зарастать. Толстая тварь, поросшая бородавками, внезапно схватила Вуко за плечо. Вторая, прикрытая почерневшим шлемом и с хвостом ящерицы, что подрагивал между ногами, схватила его с другой стороны, и обе стали удивительно сильно волочь Странника в сторону арфы.

– Нет, спасибо. Может, в следующий раз, – сказал он вежливо и обронил узел на землю, вместе с мечом, седлом и всем прочим.

А потом сломал жабе обе руки и вбил шлем в голову ящеру сильным ударом с разворота. Схватил тварь за затылок и ногу, после чего метнул ее в струны арфы. Раздался мелодичный скрежет всех струн, а потом ужасный, свиной визг ящера, когда струны принялись врастать в его тело.

Драккайнен поднял свой узелок с земли и возобновил петляющий марш подобно остальным зомби.

В Саду Земных Наслаждений было полегче: здесь больше бродящих без цели, и никто не мешался, предлагая пытки.

При виде прохаживающихся «сверчков» он опустил узелок на землю и сунулся в клубок нагих ползающих друг по другу тел. Утонул в них, в путанице скользких от пота рук и ног, среди губ и пальцев.

А потом поднялся и выпутался. Несколько рук потянулись за ним, хватая его за лодыжки и обнимая бедра.

Драккайнен склонился и нанес сокрушительный короткий удар в самую середину лица слишком настойчивого Змея.

– Я же говорил: никаких обжимашек. А вы… Ну не то чтобы вы мне не понравились, но нынче у меня и правда нет времени.

Он отправился дальше и за холмом остановился, глядя на Сидящую Девушку, что возносилась на фоне неба.

– Ты даже не представляешь, как я рад, что вижу тебя, малышка, – сказал, надевая штаны.

Отправился дальше, в сторону гор.

– Где-нибудь здесь нужно затаиться, – пробормотал.

Однако в следующий миг перед ним распустился гигантский округлый плод. Белый и просвечивающий, с присевшей внутри фигурой.

Плод распался, и показался ван Дикен, драматическим жестом откидывая плащ.

– Ладно, – сказал Драккайнен. – Ты и я. На кулаках.

Ван Дикен зааплодировал. Медленно и издевательски.

– Я впечатлен. Вы словно прыщ на заднице, mynhee r Драко. Не знаю, как вы это сделали, но было эффектно. И вы саркастичны. Эта ирония перед лицом смерти, как это по-нормандски! Вам все кажется, что это какая-то там песнь о кольце Нибелунгов? Знаете, сделаем иначе: нынче именно дракон убьет Сигурда.

Внезапно он взмахнул рукой, и длинное ясеневое копье мелькнуло в воздухе.

Одновременно с боевым режимом.

Время замедлилось как раз в тот момент, когда треугольное острие вошло в грудь Драккайнена и пошло так, сонным движением, пока не пробило рубаху и не вышло с другой стороны, из спины.

Он ухватился за древко и попытался вырвать оружие из тела, но это было невозможно. Он пошатнулся, чувствуя, как копье проходит внутри и шевелит стальным зубом в его тканях при каждом ударе сердца.

Легкие, должно быть, наполнились кровью. Он ощущал ее медный запах и металлический соленый вкус.

Он закашлялся, выплюнул кровь на древко и свои руки, древко обхватившие. Упал на колени. Поднялся.

– Скажем так, копье Одина, – произнес ван Дикен. – Ясеневое. Властелина воронов и повешенных, друга людей. Что-то вроде тебя. Но ты опоздал. Рагнарёк уже случился. Сумерки богов были на прошлой неделе. Теперь – рассвет новой эры.

Драккайнен, хрипя, сделал с усилием шаг в сторону ван Дикена, но тот аккуратно его отодвинул.

– Знаешь что? Мне не нравится, что тебе осталось две-три минуты агонии. Да и к тому же часть этого времени – без сознания. Немного продлим. Прими это как подарок.

Ван Дикен взял лицо Драккайнена в свои ладони и немного приподнял его, после чего сложил губы трубочкой и издал тихий свист. Странник схватил его за запястья, щерясь пурпурными зубами, как умирающий волк.

А потом закашлялся снова, фыркая кровью, и отпустил руки ван Дикена, оставляя на них красные полосы.

– Ну вот, – сказал ван Дикен. – Теперь иди домой. Иди, если сумеешь. Сразу ты не умрешь. Еще немного. Дай мне порадоваться.

Я умираю.

И все же иду.

Чувствую это. Чувствую этот проклятый железный прут в себе; как он проходит между ребрами, пробивает перикард и прокалывает легкие, как вылезает через эс-образную трещину на лопатке.

Не знаю, почему я до сих пор жив. И почему иду.

Это начинается от ног. Они отсутствуют. Даже не холод, а словно бы исчезли. Словно бы я сам исчезаю, сантиметр за сантиметром. Исчезают мои ноги, исчезают охватывающие древко пальцы. Весь я стану так исчезать, растворяться в темноте, до самых глаз. Они исчезнут последними.