Аарон Дембски-Боуден - Разведчик Пустоты

Он ощутил, как голова дергается вправо от удара, которого он не успел заметить, и на краткий миг увидел Люкорифа — тот лежал на спине, словно перевернутая черепаха в железном панцире.

Меч выпал у Талоса из пальцев, выбитый пинком окровавленного ботинка. Второй пинок пришелся по разбитой аквиле у него на нагруднике и заставил воина пошатнуться. Талос едва не упал. Боевые наркотики не помогали: он не мог ни заблокировать ее удары, ни уклониться от них. Он вообще едва ее видел.

— Охот…

Его собственный меч, обрушившийся на шлем, оборвал приказ на полуслове. В голове раскаленным углем вспыхнула боль, распространяющаяся от виска. В ту же секунду его поле зрения сократилось вдвое. Прежде чем он успел понять, что ослеп на один глаз, клинок упал снова. Аурум скользнул ему в грудь — медленно, с ласковой неторопливостью, похищая дыхание, силы и мысли. Все, кроме одной истины.

Она убила меня моим собственным мечом.

Он беззвучно расхохотался, забрызгав внутренность шлема кровью. Когда воительница вытащила меч, пророк в первую секунду подумал, что она просто отшвырнет клинок. Вместо этого эльдарка переломила его о колено.

Боль, вгрызавшаяся в грудь, наконец-то добралась до позвоночника и яростно сомкнула зубы. Тогда он упал — но только на колени. Почему-то это было еще хуже.

— Так пал Душелов, — сказала царица ведьм и, сняв шлем, уставилась на него сверху вниз раскосыми, мутными серыми глазами.

Не будь она столь отвратительно чужой и чуждой, ее можно было бы назвать красивой. Одно ухо воительницы дернулось под дождем, словно уловив звук, слышимый только ей.

Он сумел вновь подняться на ноги. Сняв шлем, пророк воззрился на еще одно видение, ставшее явью.

Детали совпадали. Не совсем, но все же достаточно близко. Охваченный лихорадкой разум раскрасил эти места флером давних воспоминаний: казалось, что крепость все еще высится в своей горделивой славе, а не лежит, как ныне, в руинах.

Но остальное было настолько похоже, что заставило пророка улыбнуться. Талос шагнул к воительнице и, несмотря на мучительную боль в груди, наклонился, поднимая меч.

— В моих снах, — выдохнул он, — на тебе все еще был шлем.

Она кивнула, медленно и серьезно.

— Провидцы Ультве видели то же самое. Но судьба изменчива, Душелов. Есть варианты грядущего, которые надо предотвратить. Пророка Восьмого легиона не будет. Не будет Ночи Крови, когда твои обуреваемые жаждой братья изопьют Слезы Иши. Ты умрешь здесь. Все к лучшему.

Он прижал руку к рассеченной груди, чувствуя напряженное биение по меньшей мере одного сердца. Дышать было трудно, но дополнительные органы заработали, позволяя ему пережить то, что не пережил бы ни один смертный.

Дева-воительница отошла, чтобы вытащить копье из живота Люкорифа. Раптор не шевельнулся.

Когда эльдарка вновь обернулась к Талосу, держа черное копье в уцелевшей руке, сон и реальность слились, наконец-то став одним целым.

Пророк и убийца стояли на стене мертвой цитадели, сжимая оружие в руках. Дождь хлестал сплошным потоком, затрудняя видимость и водопадом рушась с замковых стен. Единственными звуками, доносящимися сквозь шум дождя, были голоса этих двоих: человека в разбитом, потрескивающем от статики доспехе и ксеносовской девы в изящной и древней боевой броне, покрывшейся за тысячелетия бессчетными шрамами.

— Здесь погиб твой легион, так ведь? Мы зовем этот мир Шихр Вейрух. Как это будет на вашем змеином языке? Тсагуальса, да? Скажи мне вот что, пророк. Зачем ты вернулся сюда?

Талос не ответил. Сплюнув едкую кровь на темные камни, он снова с хрипом втянул воздух. Меч в его руке был бесполезным обломком — вражеский удар отсек половину клинка. Вдобавок воин понятия не имел, где сейчас его болтер. Он ощутил невольный укол вины, и по разбитым губам скользнула ухмылка.

Малкарион вряд ли гордился бы мной, — подумал он.

— Талос.

Эльдарка улыбнулась. Удивительно, но в веселье ксеносовской девы не было и тени злобы или насмешки.

— Тебе нечего стыдиться, человек. Все умирают.

Стоять он уже не мог. Даже гордость способна заставить тело повиноваться лишь до определенной черты. Пророк упал на одно колено. Из трещин его доспеха сочилась кровь, а вместо слов изо рта вырвался болезненный стон. Единственное, что он ощущал сейчас, — это железистую вонь собственных ран. Боевые стимуляторы переполнили его кровь.

Женщина приблизилась. Ее дерзость дошла до того, что она положила серповидный наконечник своего копья на наплечник раненого воина.