І
Вечером пастух пригнал стадо в село и сказал встречающим:
–Всё, завтра я не погоню.
У Марьи Андреевны сердце так и оборвалось: ведь дома у неё не было ни соломинки, ни сенинки.
–Ты что, Серёжа, – возмутились люди. – В такую теплынь грех не пасти!
–С этих пор скотину в стойло ставить – сена не напасёшься!
–Не дури, допаси хотя бы до восемнадцатого, как в договоре сказано.
Но Серёжа, у которого на днях сдохла арендованная в совхозе лошадь, тряхнул головой:
–Я за таким стадом пешком бегать не могу. А сегодня утром я был у Александра Александровича, и он сказал, что за лошадь с меня удержат, будто я виноват, что пацаны её у меня из-под замка увели и заездили насмерть.
–Ну пожалуйста, Серёжа, – сказала жалобно Марья Андреевны, – попаси, а мы завтра сходим к Александру Александровичу, объясним, что ты не виноват и попросим хорошенько.
–Пожалуйста, пожалуйста! Дадут лошадь – я допасу. А сейчас – извините, – сказал Сергей твёрдо. – Ваша корова потеряется, вы не с Александра Александровича пойдёте её спрашивать, а с меня. Так ведь? – и, как бы обидевшись на такое потенциальное свинство, Сергей повернулся и пошёл прочь по аллее, волоча за собой длинный пастуший кнут.
–Вот ведь какой упрямый, ети его, – сказал Марье Андреевне бывший славный бригадир, а ныне простой пенсионер Алексей Семёныч Иванников. – А ведь он не может бросить, у него договор до восемнадцатого.
Марья Андреевны безнадёжно вздохнула: всё, мол, они могут, и пустилась догонять свою скотину.
А было её, скотины, много: три коровы и два быка. Коров звали Мусями, а быков Борьками. Уж так было заведено: сорок лет прожили они с мужем Александром Ивановичем в совхозе, много у них скотины через подворье прошло, но все коровы неизменно были Мусями, а быки – как один, Борьками.
Различали их только по масти. Вот сейчас впереди шла Большая Белая Муся, потом Чёрнопёстрая Муся и, наконец, Мышастая Муся. Один бык был Белый Борька, другой Сивый Борька.
Так что никаких затруднений от одинаковости кличек не было, затруднения были только с кормами… Да ещё с Александром Ивановичем…
И вообще жизнь пошла какая-то непонятная, тягостная, беспросветная.
Марья Андреевна догнала свою скотину, и теперь все шестеро плелись понуро, как в забытьи. Было тепло, воздух прозрачен, небо лазурно, и ярко-ярко заходило солнце. В его свете тени от коров были длинными, светло-серыми. Они скользили по рыжей траве, по влажной земле с опавшими листьями, а, набежав на забор или стену дома, вставали в вертикальное положение и становились маленькими, с крохотными головками, тонкими рожками и изломанными, колышущимися ножками.
Но Марье Андреевне было не до игры света и тени. Она всецело погрузилась в мучительное раздумье: что же делать, где взять сена?
И чем больше думала, тем сильнее становилось её отчаяние: сена взять было неоткуда.
Все обещавшие помочь ей или просто соврали, или уже дали знать, что не смогут выполнить обещания. Хоть бы кто воз соломы привёз, да не воз, а маленький возочек – и то бы ладно – на первый случай для выигрыша времени. Но ведь и возок соломы надо ещё организовать, а попробуй организуй, уговори этих пропивашек – не один день пройдёт, а кормить надо уже завтра. Значит ничего не остаётся, как завтра с утра самой гнать своих коров за село и пасти их.
Эта процедура представилась Марье Андреевне настолько мучительной, что у неё заранее расслабились все мышцы, и она почувствовала смертельную усталость. Сколько дней это предстоит делать? А если непогода разыграется? Ой лучше не думать, а то она прямо здесь упадёт и умрёт…
И даже если ей привезут солому… Быков можно будет зарезать только в середине ноября или в декабре – смотря по погоде. На соломе они за эти полтора месяца вес потеряют, станут как рукавички. Коровы в запуск уйдут, какое там молоко – были бы живы. Они и сейчас-то голодные, хотя с пастбища идут. Что они там едят? – Сухую старюку. Какая от неё сытость? Ни жира, ни веса они на зиму не набрали, а перейдут на солому… Что делать? Хотелось плакать от обиды. По улице идёшь – у всех сено на стайках. А она чем хуже? Или меньше других в совхозе работала?
Всё же надо позвонить Виктору Алексеевичу. Может он как-нибудь у себя на бригаде поставил ей стожок… Надежды конечно мало, но и за такую ухватишься, когда коровам жрать нечего!
Да, вечером она непременно позвонит. Конечно, это неудобно, стыдно, но что поделаешь, надо же искать выход.
Читать дальше