–Х-х-х, – сморщил Алексей Семёныч свой круглый красный нос.
–Ага… «Судить как сукина сына», – повторил, тоже смеясь, Александр Иванович.
–Ладно, хватит тебе, – сердито сказала Марья Андреевна, выходя из дома. – Вот, Алексей Семёныч, четырнадцать тысяч. Пересчитай.
–Зачем? Я и так верю.
–Ну, значит мы договорились?
–Конечно, конечно, – и Алексей Семёныч отправился за вожделенной бутылкой.
Александр Иванович посмотрел ему вслед, вздохнул и произнёс философски:
–Да, сказано в писании: «Всё возвращается на круги своя. Все реки текут в море, а оно никогда не переполняется».
–Ты бы лучше навоз убрал, – сказала на это Марья Андреевна и пошла доить коров.
Вот давным-давно она управилась и даже посмотрела программу «Время», а всё не решалась позвонить Виктору Алексеевичу. Откладывала и думала, что же сказать. Конечно, о его обещании не надо напоминать. Просто она скажет: «Виктор Алексеевич, если у тебя есть возможность, то привези мне, пожалуйста, немного сена, хоть какого, можно даже, что под дождём побывало». Или: «Я слышала, что вы ещё косите, может тележку отавы, а если нет, то хорошей соломы». А вдруг он скажет: «Марья Андреевна, я же обещал иметь вас в виду. У вас целый стог на бригаде стоит. Так что на первый случай арбу вам пришлю, а остальное – зимой стоговозом». На миг сладко забилось сердце. Но нет, такого не может быть. А почему не может? Когда Александр Иванович был заведующим мастерской, Стрельников – ещё до поступления в институт – работал под его началом токарем, и после на каникулы приезжал подработать. Помнится, Александр Иванович всегда оказывал ему протекцию, давая самые выгодные работы… А разве она не сидела часами в архиве и в плановом отделе, выбирая данные для его курсовых работ… Но она ведь даже площадь не выписала… И всё же….
Марья Андреевна взяла трубку и набрала номер. Гудок вызова показался резким и неожиданным. Она испугалась и нажала рычаг. Пришлось звонить ещё раз. Трубку поднял сам Стрельников.
–Виктор Алексеевич, ты узнал меня? – спросила она ей самой незнакомым голосом.
–Узнал, Марья Андреевна. (Вот слух! Кажется, она никогда прежде не говорила с ним по телефону).
–Виктор Алексеевич, я к тебе с горем: сегодня пастух сказал, что больше не будет пасти.
–Да вы что!
–Да, с завтрашнего дня. А мне нечем кормить.
–Сена нет?
–Совсем ничего нет – ни сена, ни соломы.
–А в поле?
–Да нигде ни соломинки. Виктор Алексеевич, ты мне привези хоть арбочку… Если можно.
–А как я привезу, Марья Андреевна? У меня сейчас все люди на уборке. Мы сеном не занимаемся. А что вы летом думали?
От этого неожиданного вопроса она почувствовала душевное расслабление, и слёзы подступили совсем близко, так что только и сумела выдавить:
–Да вот как-то так получилось…
–В этом году каждый мог себе сено заготовить. Вам надо было хоть немного самим шевелиться.
–Конечно надо было, – промямлила Марья Андреевна.
–Не знаю, как вам помочь. Сено у меня есть, но то, что люди накосили, я ведь не трону, правда? А что в совхоз заготовлено, то всё на учёте. Я же не сделаю, как Стрельцов.
–Нет, нет, Виктор Алексеевич, раз нельзя, так нельзя. Я ведь так только спросила. Ты уж меня прости, – это она сказала так жалко, что Виктор Алексеевич опешил и сказал:
–Да ничего, ничего!
Она положила трубку. Слёзы душили её, и давно не было так горько. «Самим надо было шевелиться», – не ожидала она от Стрельникова таких поучений. И даже не вспомнил, что обещал иметь её в виду. Ах, как обидно! Ну сказал бы: нету, не получилось, а то: «шевелиться надо было», как будто она в совхозе самая большая лентяйка. Не удержалась и поплакала маленько.
Но долго горевать ей было невозможно: ведь подобное лечится подобным, а клин вышибается клином. Марье Андреевне достаточно было посмотреть на свою разорённую квартиру, чтобы горечь и обида от разговора с Стрельниковым отошли на второй план. В минувшее воскресенье ей сварили отопление, вернее, старую систему отремонтировали. Всё лето она ходила за сварщиком Колей. Он обещал, но всё не приходил: то сенокос, то фермы к зиме готовил, то ещё что-то. Наконец, месяц назад, как раз картошку кончили копать, он пришёл. Пьяный, еле на ногах держался. Сказал: завтра приду. Велел наточить восемнадцать резьб и убрать всё от труб и батарей. К счастью дочь Лиза была дома в отпуске. Вытащили с ней всё барахло в летнюю кухню. Что не вытаскивалось, посреди комнаты свалили, накрыли тряпками и клеёнками.
Читать дальше