Литтмегалина - Синие цветы II - Науэль [litres самиздат]

В среду он не нашел ничего, что интересовало бы его по телевизору, и включил радио. Ирис слушала сладкие песенки и не могла поверить, что совсем недавно исполняла такие же сама. Похоже, она перейдет на что-то потяжелее, когда выберется отсюда. Весь день она была напряжена до звона в нервах, потому что похититель периодически начинал распускать руки. Отбиваясь от него, она думала, что лучше умрет, и потом долго не могла успокоить бешено стучащее сердце. Она ощущала растущее нетерпение безумца, и ей становилось страшно. Когда он заговаривал с ней, она отвечала очень грубо, но ее беспомощная злость скатывалась с него, как вода с промасленной бумаги. Он регулярно принимался трепаться о своей любви к ней, и Ирис задумывалась, за что ей это. Она часто смотрела на часы. Все время полдвенадцатого. Безвременье. Безнадега.

В четверг Ирис проснулась очень рано. Лежа поверх одеяла, она смотрела как светится замочная скважина и мечтала о горячей ванне. Мягкая губка… растворяющиеся шарики с ароматизированным маслом… ощущение комфорта… неужели они существуют на самом деле? Нужно что-то делать, спасаться отсюда. Прежде она не задумывалась, что ум и хитрость – это разные вещи, и даже если человек лишен одного, второго в нем может быть с избытком. Он был очень хитрым. При всем его идиотизме обдурить себя он не давал. Он убрал все вещи, которые она могла использовать против него. Он лишил ее всякой возможности спастись, чего никогда не признал бы вслух. Он говорил: я не могу позволить тебе уйти, потому что позже, осознав, что потеряла, ты станешь очень несчастной. Сиди здесь, пока не осознаешь, как тебе повезло быть со мной. Она говорила, что хочет погулять. Он спрашивал – разве ей плохо в доме? Да, плохо!

– Тебе просто так кажется.

Если в ходе диалога ей таки удавалось загнать его в тупик, он начинал злиться и кричать. Было кристально ясно: даже если этот человек прикончит ее, он сумеет найти себе оправдание. Пожалуй, та часть их отношений, когда он волок ее к хижине, – связанную и бесчувственную, – была лучшей.

Ирис положила руки под голову. Хотя бы руки свободны. Ищи что-то хорошее даже в самой плохой ситуации. Она все еще не слышала ни его шагов, ни храпа. Где он? Не в доме? Она встала и толкнула дверь. Бесполезно. Замурована. Ей хотелось визжать от беспомощности, бездействия, клаустрофобии.

С грохотом распахнулась входная дверь. Ее тюремщик вошел в дом и зазвенел ключами, которые всегда носил в кармане. Ирис напряглась. Он ходил туда-сюда, шуршал пакетами на кухне. Разобравшись с покупками, выпустил Ирис из кладовки. Она уловила исходящий от него слабый запах бензина. Значит, он ездил в магазин на машине. Если бы только…

Он покосился на упаковку липкой ленты.

– Тебя связать? Или будешь вести себя хорошо?

– Я буду. Обещаю.

Раздобрившись, он выдал ей для чтения желтые газетенки, которые притащил с собой. В одну из газет был вложен лист с рекламой, и Ирис припомнился трюк из книжки, которую она читала в детстве. Маловероятно. Все же, уловив момент, она свернула лист и спрятала его в задний карман джинсов.

Он сел, вдавившись в нее, как будто на диване не хватало места, и протянул ей липкое пирожное. На пирожном был ярко-зеленый крем. Сладкий запах крема смешивался с едкой вонью немытого тела безумно влюбленного. Ирис затошнило.

– Я не хочу это есть.

– Тебе не нравится? – возмутился он. – Я не могу оплачивать те деликатесы, к которым ты привыкла.

Он моментально впал в ярость – Ирис уже усвоила, что ему это свойственно. Набросился на нее. Пирожное полетело на пол. Ирис не хватало сил ударить его достаточно сильно, и она кусала его до крови. Ей хотелось вырывать клочья его плоти, заставить его истекать кровью, как резаная свинья. Извернувшись, она вырвалась из его хватки и рухнула с дивана. Не успела она отползти подальше, как он снова протянул к ней ручищи, схватил ее и притянул к себе. Затем развернул и ударил по лицу так, что в глазах потемнело.

После того, как ее закинули обратно в кладовку, Ирис прижалась к стене и беззвучно заплакала. Спустя несколько часов ей захотелось в туалет. Она сидела в своей крошечной коробке, дрожа от холода, терпела и думала, что никогда не испытывала пытки унизительнее. Радио передавало веселые песенки. Так и с ума сойти можно. Когда ее все окончательно достало, она начала стучать в дверь и вопить. Радио заработало громче.

Утром в пятницу, когда тюремщик отпер дверь, Ирис посмотрела на него тяжелым, больным взглядом. Липкая лента закончилась, и ей смотали руки изолентой. Приятно, когда в жизни есть разнообразие…