Литтмегалина - Синие цветы I - Анна

~ негативное психическое состояние, вызванное противоречием между желанием и невозможностью его удовлетворения. Сопровождается такими переживаниями, как тревога, раздражение, разочарование и отчаянье ~

Даже если бы он приковал меня к батарее, я отгрызла бы себе ногу, как лисица, и сбежала. Тем более меня не могла остановить запертая дверь – я просто спрыгнула с подоконника. Замерла на секунду, обожженная осенним холодом. Пятница двигалась к полуночи, и все мои чувства сжались в маленький пульсирующий комок.

Ночь была очень тихая. «Как будто все звуки выморозило», – подумала я и представила россыпь обратившихся в льдинки звуков, сверкающих на растрескавшемся асфальте. В науэлевской манере сунув руки в карманы, я пошла по темной улице, сначала тихо, словно опасаясь, что меня еще могут услышать в покинутом мною доме, потом быстрее, и мои каблуки застучали громко и радостно.

Иногда, обычно во вторник или среду, я готова была кричать от нетерпения: «Когда же, наконец, я увижу его!» А сейчас, когда истекали последние минуты ожидания, мне хотелось бежать со всех ног, приближаясь к счастью, или идти как возможно медленнее, оттягивая момент возможного разочарования. Мой восторг был сладким, как вишневый сироп, но страх – острым, как красный перец, и, смешиваясь, они образовывали странный вкус. Что, если я не увижу Науэля на нашем привычном месте в кругу тусклого света? Ведь так случалось прежде, много раз. Чувствует ли он хотя бы призрак той боли, что раздирает меня, когда я не нахожу его? Вряд ли. Ведь он как кубик льда – блестящий и холодный.

«Он должен появиться, – подбодрила я себя, помедлив возле двухэтажного облупленного дома. – Он же приходит почти каждую пятницу с тех пор, как начал жить с тем парнем, психиатром». Решившись, я стремительно свернула за угол и увидела Науэля, залитого серебристо-белым светом. Руки в карманах, спина сгорблена, голова опущена. Узнав мои шаги, он выпрямился и улыбнулся мне – одними губами, не открывая зубов. Но все же это была улыбка, и внутри меня растеклось горячее тепло.

Я остановилась на невидимой границе в двух шагах от Науэля – расстояние, ощущающееся ужасающе огромным. Он мог бы преодолеть его, просто протянув мне руку, но он этого, конечно, не сделал. Только констатировал удовлетворенно:

– Пятница, – и рассматривал меня с тем непроницаемо-вежливым выражением, которое я никогда не понимала.

Он выглядел особенно стройным и элегантным в своем темном пальто. Его светлая кожа и волосы, теперь меловой белизны, сияли, и я привычно поразилась, как удалось природе создать кого-то, столь близкого к внешнему совершенству. Впрочем, стоит учесть и работу пластических хирургов… При таком освещении мне было сложно рассмотреть, какого цвета его глаза сегодня. Темные, с оттенком синевы. Присутствие косметики на лице едва различимо, что мне понравилось. Никаких накладных ресниц, блесток и цветных пятен на веках, придающих ему неестественный, причудливый вид.

– Пойдем, – позвал он, разворачиваясь.

– Куда мы?

– В отель.

Хотя я промолчала, Науэль уточнил, не глядя на меня:

– А у тебя есть другое предложение?

– Нет, – я покачала головой. – Нет.

«Мой наркотик , – подумала я зачарованно. – Мой наркотик…» Даже то, что он зависим от настоящего наркотика, в эту секунду меня почти не беспокоило. Сровнявшись с ним, посматривая на его белеющий в темноте профиль, я задумалась, что сказать. Так много фраз теснилось на языке… «Я словно провела эти дни под толщей темной, темной воды, а ты поднял меня к поверхности, и, как воздух, я вдохнула тебя; ты нужен мне, как воздух». Ни одной, которую я решилась бы высказать. Только призналась:

– Я соскучилась.

Он неопределенно хмыкнул в ответ. Я заметила, что сегодня из четырех сережек в его ухе были только две – маленькие гвоздики с прозрачными камушками.

Мы вышли из такси на пару кварталов раньше, чтобы прогуляться. Накрапывал дождь, и его капли вспыхивали на волосах Науэля крошечными искорками. Ощущение ирреальности, до того сжатое в маленький плотный шарик, высвободилось, раскрылось, окутало меня, как тонкая шелковая ткань – и мне не требовались стимуляторы, ничего, кроме этого человека, чтобы почувствовать себя запредельно.