Литтмегалина - Синие цветы II - Науэль [litres самиздат]

– Ты согласишься взять меня обратно? – спросил Науэль.

– Зависит от того, что ты мне скажешь.

– Ты была права. То, что ты сказала обо мне – правда.

– Хорошее начало. Продолжай.

Я увидела, как в темноте сверкнули его зубы, но когда он заговорил, его голос звучал серьезно:

– Я был так несчастен все время… так безнадежен, как будто меня заперли в гроб и бросили на дно моря. Потом началась вся эта беготня, и мне стало легче. Я объяснял это скорым финалом. Но стоило тебе вышвырнуть меня вон, как я понял, что дело было в твоей близости. Потом тебя похитили… я отправился за тобой… и чувствовал такой ледяной ужас. Он был сильнее, чем любое чувство в прошлом. И все мои причины вдруг стали не крепче размокшего картона. Я как будто вышел из собственного тела, взглянул на себя со стороны: глупого, жалкого, бултыхающегося в своих страданиях, как абортированный уродец в формальдегиде, всю мою жизнь. Зачем я все усложнял? Зачем держался от тебя подальше, если хотел быть с тобой? Зачем я постоянно врал себе? У меня как будто открылись глаза. Это… это даже нельзя объяснить! Это было… озарение.

Я смотрела на него до тех пор, пока не почувствовала, что мой взгляд стал слишком уж пристальным. Иногда дураки совершают невозможное. Потому что слишком глупы, чтобы остановиться, и продолжают пробовать. Потом я вспомнила о его отце. Я не сомневалась, что последствия этого видения реальны, но не чувствовала тяжести после своего поступка. Как будто я просто сорвала со стены грязный плакат. Не знаю, как однажды расскажу об этом Науэлю.

– У тебя есть сигареты? – спросила я.

Науэль достал пачку.

– Две, – он улыбнулся. – Пусть они будут последними – при любом исходе. Давно пора бросить.

– Тогда надо получить от них максимум удовольствия.

Мы сделали по одной затяжке и поцеловались. Губы Науэля были горько-сладкими на вкус. Я заметила, что уже могу различить черты его лица – светало.

– Если мы останемся в живых, чего бы ты хотел?

– Просто быть с тобой.

– Не думай, что я окончательно с тобой помирилась. Тебе еще придется за мной побегать, – я стряхнула с сигареты пепел.

– Видимо, – кивнул Науэль.

– А чего еще ты бы хотел?

– Понятия не имею. Чтобы меня оставили в покое. Не бегали за мной с камерами, не печатали мою рожу в газетах. Впрочем, так оно и получится, поскольку нам придется спрятаться под чужими именами.

– Еще?

– Ну, – он замялся, – некоторые из моих психиатров советовали мне, в психотерапевтических целях, изложить худшие события моего прошлого в текстовом виде. Я несколько раз начинал, но бросал. Но, хотя я пока не готов говорить о себе, мне хотелось бы написать историю о ком-то, с кем случалось нечто подобное. Может быть, тогда я освобожусь окончательно. К тому же я люблю поганить бумагу. Даже черканул пару-другую журнальных статеек.

– А я хочу дом. Настоящий уютный дом. Красивую спальню. Много-много книг. И комнатных растений.

Науэль фыркнул.

– И уютную кухню с оранжевой посудой.

– Почему с оранжевой?

– Не знаю. Но для меня это важно, – я чувствовала холод в позвоночнике. Опасность приближалась. Науэль улыбался, но и в его взгляде я замечала растущую настороженность, замечала, как напряженно он прислушивается. – И – обязательно – сад. Я бы посадила в нем розы… Еще я бы хотела получить образование. В детстве я мечтала стать учительницей начальных классов. Сегодня я чувствую, что эта мечта не умерла. И… я хочу детей.

К чести Науэля, его рука, сжимающая мою, даже не дрогнула.

– Мы подумаем об этом. Только позже, – он перешел на шепот. – У тебя тоже это ощущение? К нам идут. Или за нами.

– Да, – я бросила окурок, и он полетел в снег, сверкнув, как догорающая комета.

– Я надеюсь, все будет хорошо, – прошептал Науэль.

– Я тоже надеюсь.

– Я люблю тебя.

– Я тебя тоже.

– Это все того стоило.

– Конечно.

Наш шепот становился все тише, и затем мы умолкли совсем, расслышав чье-то приближение. Науэль достал стеклянный стержень и положил его на ладонь. Он посмотрел мне в глаза, и его мысли потекли прямо в мою голову: «Если это враг, мы не собираемся сдаться. Мы что-нибудь придумаем. Обязательно».

Я поверила ему. Мы просто не могли умереть сейчас, в такое прекрасное раннее утро, когда по снегу скользят первые утренние лучи, а звезды тают в светлеющем небе. Науэль поцеловал меня, и на несколько секунд мы забыли обо всех тревогах. А затем, сжимая пальцы друг друга, стали ждать, гадая, кто найдет нас первым.