Василий Щепетнёв - Гамбит Смерти

Я прикинул меню на завтра. Наловить бы форели… Надо с Юрой потолковать. Нимисов одобрит.

Славный, однако, домик. В горах ныне желающих отдыхать мало. Кавказ, однако, хоть и северный. До Чечни добрых двести километров по карте, а ногами и вся пятьсот, если не больше, но все же… Зато — покой и тишина. Место нашел Крутов и убедил, что здесь жизнь куда безопаснее, чем в Москве или Петербурге. Роскошное шале в заповедном месте по демпинговой цене. Мастер, он везде мастер, Юрий наш Михайлович Крутов. Знает, что, где и почем.

Три недели, как мы прибыли в эти безлюдные места. Не знаю, до чего додумались гиганты шахматной мысли, надеюсь, в коней корм. И в королей. Стачанский пробился в гросс-турнир первенства мира, Анатолий с Аркадием — его тренеры-секунданты, а Нимисов — духовный пастырь. Гуру. Психологическая поддержка и тренинг.

А мы — обслуга, охрана. Я, например, повар. Почему бы и нет. Доллары на дороге не валяются. Врачевание нынче не кормит. Меня.

Хватит напрасно тратить цветы своей селезенки.

Я двором прошел на кухню. С шале ее соединяла галерея. Пятнадцать метров — дабы не тревожить отдыхавших ранее представителей трудящихся.

Олег раскладывал вымытую посуду на сушилку.

— Держи морковку, богатырь!

Мы сели за столик.

— А то! Морковь да горох — самая здоровая еда. Царем горох величали. Запамятовали… — прекрасные у Олега зубы. Не скажешь, что боксер.

— Согласен. Идея интересная. Взбитый горох, форель…

— Да уж не химия. Нероболил, суперболил, хренаболил.

— Не понял.

— Да дураком я был. Мне тренер предложил, поколись, ничего, кроме пользы не будет. Я тогда чемпионом стал, к Олимпиаде готовился. До этого — никакой дряни на дух не подпускал. Силы хватало. Вот и покололся.

— Попался на контроле?

— Нет. Тренер схему знал, никакой контроль не страшен. Но на Олимпиаду другого взяли, получилось, зазря я травился, — он помрачнел. — Каждый на нашем горбу в рай едет. Добро бы только на моем, выдюжу, а и скинуть могу тоже. Знать бы, чем обернется, прибил бы я тренера. Сейчас он в Штатах, а дочь — калека.

— Причем тут дочь?

— Родилась с врожденным пороком. Сказали, из-за меня, из-за того, что химией пользовался.

— А ты был в Америке? — попробовал я сменить тему.

— Конечно. На матчи ездил, один раз во втором раунде негра вырубил. Теперь тот негр в миллионерах ходит.

— Миллионером хочешь стать?

— Дочь лечить нужно, а в тех клиниках рубли не берут. Операция дорогая…

— Ты бы с Нимисовым посоветовался, — не удержался я.

— Не верю я. Перевидал, — он поперхнулся, закашлялся. Я хлопнул его по спине.

— Спасибо. А вдруг и поможет? Я бы на все пошел…

Зазвенел колокольчик, серебряный. Нимисов одаривал нас целебными вибрациями. Предстояла вечерняя зарядка природной энергией. Что делать, Стачанского должен окружать энергетически полноценный коллектив, чтобы не перетекала из него в хилых и немощных по крупицам собранная вселенская сила.

Выполнение шаманских обрядов Нимисова — обязательное условие работы в команде.

Мы собрались на берегу Желчуга.

— Вдыхаем насыщенный, богатый энергией воздух, вдыхаем глубоко и задерживаем дыхание, чтобы кровь восприняла энергию пространства, — Нимисов говорил негромко, властно, зная, что и шепот его должен ловить каждый.

После дыхательных упражнений перешли к омовению. Холодный Желчуг — не лучшее для купания место, но бодрит необычайно. Зайдя по колено в несущийся поток, мы ладонями черпали воду и обливали друг друга. Нет, действительно бодрит.

Солнце, хоть и клонилось к вечеру, а кожу припаливало. Близкое солнышко-то.

Вообще, до сих пор ритуалы Нимисова не выходили за рамки разумного. Утренняя гимнастика, солнечные и воздушные ванны, купания — это советуют сотни лет. Да кто следует этим советам без понуждения?

Одевшись, мы вновь окружили гуру.

— Теперь уединяемся и размышляем о сущем.

Тоже придумка Нимисова. Мы поднимались на скалы, нависавшие над Желчугом, — невысоко, метров на тридцать. У каждого был свой пятачок, на котором, не видя других, он мог предаваться медитации.

Под ногами зашевелились камешки. Я, хоть и страховался за ствол дерева, отпрянул от края. Валуны, обточенные рекой, гладкие, но очень твердые. А сверху такие безобидные.

Я снял штормовку, постелил и сел, прислонясь спиною к дереву. Солнце приятно греет, речка шумит, листья шелестят — что еще надо?

Дорога сверху смотрелась совсем тоненькой; от шале шла она к мосту, теперь разобранному. Реконструкция. Рядом висел хлипкий временный мостик, аттракцион для любителей острых ощущений. Как только я носил по нему поклажу? Невероятно.